В ожидании апокалипсиса

Уже под утро, когда она, выбившись из сил, заснула, Дронго с удивлением заметил, что спящая Мария похожа на большого ребенка, уютно посапывающего у него на плече. Если не вспоминать, что на счету этого «ребенка» четыре с лишним десятка человеческих жизней, можно было ее даже полюбить. Во сне ее лицо казалось спокойным, даже красивым.

Но Дронго помнил, и это накладывало свой неизгладимый отпечаток и на сегодняшнюю ночь, и на их отношения в будущем.

Глава 12

Даже после ночи любви они продолжали обращаться друг к другу на «вы». Впрочем, в английском языке, на котором они в основном говорили, не бывает различий между; «ты» и «вы». Но когда в редких случаях они переходили на русский, неуловимая зыбкая преграда вновь возникала между ними. Он не мог забыть убийства Хайнштока. И она знала, что он этого никогда не забудет.

Поздним утром они завтракали в отеле почти молча, словно не решаясь нарушить сложившегося равновесия. Оба понимали, что сегодняшнее событие не было внезапно вспыхнувшей страстью. Чувство одиночества могло добить по отдельности каждого из них, и они счастливо соединились, чтобы противостоять этому.

После завтрака Мария ушла на встречу со связным, а Дронго, не зная, как убить время, решил прогуляться. Немецкие города, такие похожие друг на друга размеренным порядком, какой-то провинциальной ухоженностью и чистотой, приятно успокаивали нервы. Он любил тихие европейские города Бенилюкса и Германии, Швейцарии и Австрии. Центры экспансивных южан — французов, итальянцев, испанцев были шумными и многоголосыми, а здесь царили покой и умиротворение.

По его расчетам, Эдит сегодня уже выехала во Францию. Если все прошло нормально, Мария вернется с новым заданием — встречать Либерман в Париже. В таком случае через два дня Дронго отправится в Брюссель, чтобы терпеливо дожидаться там своего ареста.

В этой грандиозной игре, которая ставилась на него, Либерман должна была выйти на Филиппа Стенюи и выдать тем самым Дронго. Если «аптекаршу» «благополучно» арестуют на этой встрече, операция считается успешной, и Мария возвращается в Брюссель для контроля за Дронго. После его ареста она выезжает обратно в Россию. Теперь все зависело от оперативности и сообразительности пожилой, приятной в общении, румяной бабушки Эдит Либерман — бывшего майора «Штази» и засекреченного агента КГБ.

Собственно, эта роль предназначалась Эриху Хайнштоку, но тот, отказавшись, подписал себе смертный приговор.

Анализируя спокойно все события, предшествовавшие убийству агента, Дронго с горечью сознавал, что у того не было ни единого шанса.

Смерть немца была неизбежна, как математическая формула. Следуя загадочной формуле, которую выводили в Управлении внешней разведки России, живой Хайншток должен был отправиться во Францию. «Он вряд ли сумел бы где-нибудь укрыться, — думал Дронго, — иначе российская разведка сразу отменила бы начатую операцию». Тысячи агентов, задействованных в этой акции, моментально подключались бы к розыскам Хайнштока и его ликвидации. Даже одного шанса из тысячи не имел отказавшийся от сотрудничества Хайншток. Не застрели его Мария, утром в его автомобиле мог прогреметь взрыв. Или его машина могла на полном ходу перевернуться, попасть в аварию. Тогда было бы два трупа — Хайнштока и его новой жены.

Разведка — грязная игра, и в ней нет места живым людям. Или бессловесные автоматы, выполняющие волю начальства, или потенциальные трупы. По проложенной колее разведчик обязан идти, не сворачивая в сторону. Шаг влево, шаг вправо — смерть. Никто не задумывался над статистикой, а между тем более половины разведчиков погибали от рук агентов собственных спецслужб.

Советские и американские разведки предпочитали обычно не рисковать. Грязные операции поручались представителям третьих стран, которых по мере выполнения убирали союзники из соседних стран. В случае необходимости снайперы и убийцы ЦРУ и КГБ убирали и этих агентов. Секретность обеспечивалась абсолютная. В отличие от них израильская разведка МОССАД, опиравшаяся на свою местную агентуру почти во всех странах мира, наоборот, поручала выполнение щекотливых операций только доверенным лицам и всячески берегла их. При этом эффективность МОССАД чаще бывала выше прямолинейных, грубых действий ЦРУ или хитроумных, дьявольски запутанных даже для собственной агентуры действий КГБ.

Хайншток был обречен, разумом понимал Дронго, снова и снова вспоминая труп в ванной. Но на душе все равно оставалось ощущение липкой грязи. Ему казалось, что именно он предал Хайнштока, подставив его под удар. Проверь он вовремя скэллер, и у немца мог появиться шанс.