В ожидании дождя

— Ну ни фига ж себе, — протянул он.

— В каком ящике? — спросил я Мо.

Он вопросительно выпучил глаза.

— В каком ящике мои деньги?

Я чуть ослабил хватку.

— В среднем.

— Тебе же лучше, если там лежит не чек.

— Нет, нет. Наличные.

Я отпустил его, но он так и остался лежать на столе, надсадно дыша. Я обошел его, открыл ящик и обнаружил там свою плату — перетянутые аптечной резинкой банкноты.

Тони сел обратно в кресло и защелкнул браслет наручников на своем запястье.

Мо поднялся на ноги. Потер горло, закашлялся — как кошка, отхаркивающая волосяной ком.

Я снова обошел стол и поднял с пола газету.

Маленькие глазки Мо потемнели от обиды.

Я расправил смятые страницы, аккуратно сложил газету и убрал ее под мышку.

— Мо, — сказал я. — У тебя в кобуре на левой лодыжке спрятан пистолет, а в заднем кармане — свинчатка.

Взгляд Мо стал еще жестче.

— Потянешься за ними, и я тебе наглядно покажу, насколько хреновое у меня сегодня настроение.

Мо кашлянул. Опустил взгляд. Прохрипел:

— Хрен ты теперь работу найдешь в нашем бизнесе.

— Какая трагедия, — сказал я.

— Сам увидишь, — сказал Мо. — Без Дженнеро, я слышал, ты за каждый цент в лепешку расшибаешься. Вот погоди, сам приползешь ко мне, чтобы я тебе хоть какую работенку подкинул. Умолять будешь.

Я взглянул на Тони:

— Ты как, в порядке будешь?

Он закивал.

— В тюрьме на Нашуа-стрит, — добавил я, — есть один охранник, Билл Кузмич его звать. Скажешь ему, что мы с тобой приятели, он за тобой присмотрит.

— Клево, — ответил Тони. — Как думаешь, а пивка он мне там организовать сможет?

— Ага, Тони. Мечтать не вредно.

Газету я прочитал, сидя в своей машине, припаркованной на Оушен-стрит в Чайнатауне, под вывеской «Мо Бэгс, поручитель». В статье я не нашел ничего такого, чего уже не слышал по радио, однако там была опубликована фотография Карен Николс, переснятая с водительских прав.

Это была та самая Карен Николс, которая наняла меня полгода назад. На фотографии она выглядела такой же лучезарной и невинной, как и в день нашей встречи, — улыбалась в камеру, словно фотограф только что сказал ей, какое красивое на ней платье и как ей идут туфли.

В здание Бостонской таможни она прошла вечером, присоединилась к экскурсии на площадке обозрения и даже пообщалась с кем-то из агентства недвижимости — наше правительство решило заработать немного денег, продав исторический памятник корпорации «Мэриотт», и желающие могли приобрести таймшеры[4] на проживание здесь. По словам сотрудницы агентства Мэри Хьюз, ее собеседница уклончиво отвечала на вопросы о месте работы и вообще казалась рассеянной.

В пять часов этаж закрыли для всех, кроме обладателей таймшеров, у которых были магнитные ключи от входных дверей. Карен где-то спряталась, а в девять часов сиганула вниз, на голубой асфальт.

Четыре часа она просидела там, на высоте двадцать шестого этажа, и раздумывала, прыгать ей или не надо. Интересно, подумал я, она сидела в углу, или бродила туда-сюда, или глядела на ночное небо или на огни города внизу? Сколько событий из своей жизни, сколько падений и резких, внезапных поворотов она проиграла в своей голове? И в какой момент все эти мысли сошлись в одной точке и она перекинула ноги через четырехфутовую ограду и шагнула в пустоту?

Я положил газету на пассажирское сиденье и прикрыл глаза.

И увидел, как она падает. Бледная, тонкая фигурка на фоне ночного неба, она падала, и грязно-белый известняк здания Бостонской таможни обрушивался за ее спиной как водопад.

Я открыл глаза, проводил взглядом двух студентов-медиков в белых халатах, спешивших куда-то по Оушен-стрит, попыхивая сигаретами.

Взглянул наверх, на вывеску «Мо Бэгс, поручитель», и задумался, с чего я вообще корчил там из себя крутого парня. Всю свою жизнь я вполне успешно подавлял порывы вести себя как мачо. Я и так понимал, что в случае чего смогу справиться с неприятной ситуацией, требующей применения насилия. Мне этого хватало — поскольку я вырос там, где вырос, то прекрасно понимал: всегда найдется кто-нибудь еще более отмороженный, кто-нибудь круче, злее и быстрее меня.

И желающих это доказать хватало. Из тех ребят, с которыми я вместе вырос, многие или погибли, или загремели в тюрьму, а один заработал паралич конечностей. И все только потому, что им хотелось доказать миру, какие они крутые. Но мир, как показывает мой опыт, как Вегас: один-два раза ты можешь выиграть, но если начнешь играть постоянно, то мир тебя живо поставит на место и заберет или твой кошелек, или твое будущее, или и то и другое вместе.