В ожидании каникул

— На этот вопрос я не стану отвечать. Мой сын никогда не будет мошенником! — отрезал батя.

— Так я чисто гипотетически, — попытался отмазаться я.

— Да уж конечно! — не повелся он. Правильный какой. И тут батя решил сменить тему на более опасную: — Перед отъездом я оставлял тебе достаточно денег, но, по моим прикидкам, они должны были уже закончиться.

Блин, батя начал что-то подозревать. Вообще логично — я покупал много всякого. Одни тортики чего стоят.

— Так дедушка дарил, — пожал я плечами.

— Все равно, нет смысла быть настолько экономным. Мы получили много денег, можешь немного расслабиться, — он с улыбкой похлопал меня по плечу, еще раз сходил в коридор, вернулся с кошельком и вручил мне 200 тысяч йен. Заначка растет.

— Спасибо, бать, — кивнул я, принимая купюры. Так-то это не батины, а мои. Малая часть моих. Батя выглядит довольным, поэтому…

— Я не могу больше есть рыбу каждый день! Я уважаю морепродукты, а Есикава-сан их прекрасно готовит, но может скорректируем меню? Скажем, четверг будет «рыбным днем», а в остальные дни будем есть нормальное мясо?

— Пожалуй, я и вправду несколько перегнул, — признал мою правоту отец, — «Рыбного дня» не будет, но мясо будет появляться на нашем столе чаще.

Отлично!

* * *

Оставшаяся часть учебной недели прошла без приключений и случайностей — идеальная анимежизнь! Я писал «Звездные врата», бегал, качался, тренировал звук «л». Иногда его вместе со мной тренировала Чико, и у нее даже наметились некоторые подвижки. Утром пятницы Хэруки отдала мне кассеты — на одной Dead Kennedys, на другой — какой-то джазовый сборник. Понравилось. Учеба шла своим чередом, напрягшая меня парочка Араи-патлач никак себя не проявляла, но они регулярно обедали в столовой вместе. Может, я невольно «свел» их на почве нелюбви к Иоши? Забавно. Машины копов так и стояли около дома и школы. Как же не очень они работают. С другой стороны — попробуй найди Канеки в миллиардном Китае в эту темную эпоху, лишенную системы распознавания лиц и социального рейтинга.

В пятницу же посетил клуб английского. В этот раз «Макбета» мы читали по ролям, что было чуть менее скучно, но все равно это не клуб, а сплошная трата времени. Как только придет письмо от Антона из СССР, перепишу себе его адрес и приложу все усилия, чтобы никогда тут больше не появляться.

Наконец, наступила суббота, и я, «отсидев» свое на телефоне, отправился домой, чтобы всей семьей отправиться на обряд отречения от мамаши, чем бы он ни был.

На этой неделе отец в связи с чрезвычайной ситуацией решил провести оба выходных дома, так что Есикавы-сан не было, отчего мне было немного грустно. Зря я так к ней привязался — рано или поздно она покинет наш дом навсегда.

Отец заставил меня и Чико облачиться в черные кимоно — я как-то даже внимания не обратил, что у меня такое есть. Еще в шкафу было серое, так сказать, «повседневное». Сам батя надел такое же. С кимоно полагалось носить что-то среднее между шароварами и юбкой. Батя помог мне повязать эту штуку вокруг бедер.

— Плюс хакама в том, что нужно очень постараться, чтобы из них вырасти, — прокомментировал процедуру он. Понятно, этот сорт японских штанов зовется «хакама». После этого он погрузил в машину невзрачную мятую коробку — видимо, еще один символ презрения к мамаше, потом погрузил нас с сестренкой, и мы поехали. Я нервничал, но вопросов не задавал — подразумевается, что обряд мне знаком. Буду стараться копировать поведение отца и Чико. Надеюсь, на нашу семью не обрушится кара местного ками, если я накосячу.

Дорога привела нас к храму Футаараяма. Около него мы с Чико гуляли в День Императора. Пройдя под аркой, прошли по вымощенной камнем дорожке и подошли, собственно, к храму, где нас встретил местный поп. Раскланялись. Отец поставил коробку на алтарь, и поп начал что-то нечленораздельно петь. Другой поп выдал бате что-то типа кадила, и тот трижды обошел алтарь с коробкой, попыхивая на нее дымком, после чего вручил кадило мне. Я с умным видом повторил процедуру, осознав, что обряд отречения — это какая-то ролевая игра, имитирующая похороны и чуть не заржал. Последней «окуривание» повторила Чико. Первый поп в это время закончил пение, взял коробку и повел нас во двор, где третий служитель культа вручил нам с Чико по коробу с какими-то птицами. Чико взяла в руки свою, я повторил. Птичка была теплая, мягкая, и совсем не сопротивлялась. Сестренка подкинула свое пернатое создание в воздух, я, чуть замешкавшись, тоже. Ее птица улетела в неизвестном направлении, а моя села на крышу храма и зачирикала. Батя буквально посерел — видимо, это ОЧЕНЬ плохой знак. Плевать, я не суеверный. Тут и без всяких знаков нечисть лезет изо всех щелей. Далее поп подвел нас к выложенному камнем очагу и положил коробку на металлический лоток, расположенный поверх стопки дров. Чико опустила коробку из-под птички туда же. Без сомнений добавил свою.