В ожидании Красной Армии

Юлиан сел: ноги не несли. Запрятал - куда? А, вспомнил.

Из кармашка он достал карандашик, затем расстегнул ворот гимнастерки, снял медальон, смертную коробочку, и, поверх написанного, вывел: "Груз - на хуторе Жалком, в погребе".

Буквы выходили дрожащие, большие, едва уместились. Завинтил медальон, повесил на шею и завалился, обессиленный. Теперь можно и полежать. Наши поймут, что и как. Должны.

* * *

Дыру я прикрыл картонкой, и все равно, тянуло холодом.

Чай согреет.

У медпункта остановился мотоцикл.

- Примите почту, а то некому, - почтальонша за ночь подбодрилась. Здоровая жизнь.

- Едете?

- Всех страхов не переждать.

- Я пытаюсь. Погодите минутку, я пару телеграмм напишу.

Телеграммы оказались короткими: "Согласен, еду". Дата, подпись. На приглашениях я отыскал адреса. Амстердам и Хайфа.Хотите видеть чемпиона? Увидите. И белку, и свисток.

- Отправьте международным, пожалуйста. И еще в дирекцию совхоза передайте, - я быстренько накатал "по собственному...".

- Передать не трудно, - она спрятала бумагу. - Опять тут работать некому.

- Найдется доктор, - уверил я ее. - Еще как найдется. Не было бы счастья...

- Да, - вздохнула она. - К нам на почту многие простятся из беженцев, на любую должность. Учителя, инженеры....

Она уехала.

Я повесил бинокль на шею и пошел на свой край села поглядеть, не объявилась ли, наконец, пропавшая Красная Армия, черт бы ее побрал.