В ожидании мира

На лице женщины не было косметики. Глаза карие, в уголках которых лучами собирались морщинки, губы обветренны. На лице ее отражалась какая-то глубокая печаль и усталость. Если женщине и было немного лет, то в душе ей наверно было лет сто. Единственное, что свидетельствовало о ее молодости — это белые ровные зубы. У нее была красивая улыбка и очень приятный голос. Свободная одежда нелепо висела на женщине и скрывала ее фигуру, разглядеть ее телосложение мне не удалось.

Мысленно я преобразила женщину. Сделала прическу, макияж, одела в элегантный костюм, обула в туфли на высоком каблуке. Получилось очень даже ничего. Но нарисованная мной женщина выглядела бы здесь нелепо, а реальная никак не отличалась от остальных и вполне гармонично вливалась в эту обстановку.

Закончив экспериментировать с ее внешностью, я подумала, интересно, о чем она мечтает.

Женщина несколько раз посмотрела в мою сторону, видимо, заметила мой изучающий взгляд, мне стало неловко, и я отвела глаза.

Пока я размышляла о ее мечте, женщина уже набрала воды и проворно толкала тачку с флягой. Прощаясь со своей собеседницей, она пожаловалась, что ее пятимесячный ребенок заболел и совсем не спит ночами, а ее единственное желание на сегодняшний день — выспаться. Все оказалось куда проще, чем я думала.

Рассуждая о чужих мечтах, я поняла одну очень важную вещь: мы, люди, живущие на войне, уже не о чем не мечтаем. Да, да, мы просто забыли, а может, боимся мечтать. Просто живем одним днем, в котором так много проблем, что не остается места для мечты. У нас нет желаний, фантазий, их откладывают на то время, когда кончится война. Есть только инстинкты, главный из которых — выжить.

Женщина войны.

От горя голова твоя седа,
Под стать одежда пыльная стара.
Сухие руки в трещинах, мозолях.
Давно уже не чувствуешь ты боли.
От слез мутны, когда- то карие глаза.
Ты так пристанище искать устала.
И если бы могла, и жить бы перестала.
Но это грех, что совершить нельзя.
Бредешь, молитву про себя читая.
Одну мольбу как клятву повторяя:
Чтоб дал терпенья, хоть еще немного.
Ждет впереди нелегкая дорога.
Глотаешь слезы, что застряли комом,
Увидев то, что раньше было домом.
И лучше этого не видеть и не знать,
Но знаешь ты, что некуда бежать.
Взор грустный застилает пелена.
Безмолвствуешь и смотришь в никуда.
Глаза что были карими мутны,
А имя твое — женщина войны.

Женщина ушла, оставляя за собой запах кислого молока и хлеба.

Выжидая своей очереди, я не только наблюдала за людьми, еще вдыхала огромное количество запахов. Это запах сырой земли, травы, ржавой трубы, из которой набирали воду, запах навоза, распекшегося на солнце, и много индивидуальных запахов, которые принадлежали людям, находившимся здесь.

Вообще запахи играют для меня не последнюю роль. И мое не в меру чувствительное обоняние остро реагирует на все ароматы, при этом вызывает в памяти разные ассоциации. Запах молока напоминает мне детство. Запах дождя как-то странно волнует душу, наполняя приятным ожиданием, правда неизвестно чего. Запах сирени напоминает о моем дне рождения, потому что цветет в мае. А запах керосиновой лампы, воска горящей свечи, дешевого мыла из коробок с гуманитарной помощью, наверное, всегда будут ассоциироваться с войной. Знаете, как пахнет война?

Она пахнет керосином, кровью, пылью и страхом.

Подошла моя очередь набирать воду. Наполнив кое-как ведра, (должна признаться, задача оказалась не из легких, во всяком случае, для меня), я поплелась домой. С непривычки приходилось часто останавливаться. По дороге думала, если в ближайшее время придется так добывать воду, то мои руки могут вытянуться до колен.

Подойдя к дому, я увидела, что соседская детвора объедает нашу черешню. Разрешила им полакомиться, предупредив, чтобы не ломали ветки.

О детях войны разговор особый. Они совсем не похожи на детей, живущих на мирной территории. Эти дети не знают что такое цирк, театр, сюрпризы и подарки на праздники. И взгляд у них другой неуверенный, затравленный и диковатый как у волчат.

Сколько раз приходилось наблюдать, как, заслышав гул самолета, дети заходились в истерике, прячась за родителей. Ведь им неизвестно, что существуют мирные пассажирские самолеты, для них любой самолет бомбит и уничтожает.