В ожидании неизбежности

– Милый, это было великолепно! Я кончила аж три раза.

Он улыбнулся. А потом, выйдя в ванную комнату, с равнодушным лицом отключил программу. Орган тут же повис.

Вдруг, неожиданно для него самого, в сознании искоркой вспыхнула мысль.

«Знает ли она, что я киборг?»

****

Симметрия упорно не выходила – лицо получалось кривоватым, да и вообще все тело смущало его. Вот почему ему взбрело в голову сделать именно пять пальцев, а не семь? Почему по две конечности с каждой стороны и как их лучше оформить? Эх, если бы он знал ответ.

Он ведь просто сел и слепил, что в голову пришло…

А симметрия?

– Ай, черт с ней! – подумал он, отложив фигурку, – и так сойдет!

Потом он немного посидел в молчании, посмотрел на глину и решительно отломил еще кусочек от глыбы.

Нет уж, он все-таки добьется когда-нибудь этой проклятой симметрии!

А как назвать Это?..

– Пусть будет… человек!

****

Он шел через разрушенные дома. От одного кирпичного остова к другому. Все было заброшено, заросло травой и плющом. В некоторых местах стены были целы, а в других местах он встречал огромные жилые кварталы, разваленные почти до основания и сохранившие всего несколько кирпичей и щербатый бетон от фундамента.

Это был остров-призрак посреди прекрасной Венецианской лагуны. Он проник сюда под покровом тайны. И уже целую вечность бродил меж руин. Живой одиночка-человек среди мертвых строений. Что он здесь делал? Что искал?.. Ответа не было. Было лишь тоскливое любопытство и бесконечное время.

Он увидел Ее издалека. Она стояла у чьего-то могильного камня. Он мог разглядеть ее лицо. Оно показалось ему знакомым, и поэтому он решил подойти. В последствии, он долго корил себя за это решение. Но тогда…

Тогда Она ему показалась такой родной. Ее фигура была словно из эфира, а лицо – будто мелом нарисовано.

Он приблизился и окликнул ее, но она не оборачивалась.

Он испугался, но все же подошел вплотную. Понял.

Призрак. Она была приведением, стоящим у могилы.

Ему стало страшно, но жгучее желание поговорить с ней взяло верх.

Он протянул руку, чтобы дотронуться до ее плеча.

Но рука прошла сквозь тело. Его рука. Прошла через тело девушки.

Девушка поежилась и пошла прочь.

А он так и остался стоять, не в силах что-то сказать.

Он взглянул на плиту с датами жизни и смерти.

Призрак, увидевший свою собственную могилу.

Голодные беспризорники

I

Темнота. Во дворе было мрачновато, дул мокрый ветер. Серые и угрюмые коробки домов, нависавшие надо мной, вырастали из самой земли и уходили верхушками в чёрные тучи. На этих коробках, то там, то здесь, высвечивались в хаотичном порядке жёлтые прямоугольники окон. Дождь оплакивал всю эту картину своими крупными каплями. Они мочили одежду, делая её невыносимо тяжёлой и холодной, и беспощадно били по лицу, словно, пытались разозлить меня этим. Как нестранно, но им это удавалось делать с потрясающей лёгкостью. А может это у меня, простого офисного служащего, к концу рабочего дня расшатались нервы? Но, тем не менее, вечер ожидался весёлый, в полной мере этого слова: Алекс устроил у себя вечеринку. Предполагалось наличие спиртного, девушек и весёлой музыки. Причём Алекс, которому сегодня исполнилось двадцать три года, для полноты действия пригласил на «мероприятие» клоуна из местного цирка!

Я же говорил, что вечер будет Весёлый!..

Но сейчас, чтобы добраться до дома именинника мне приходилось мириться с ужасной погодой, мучающим меня дождём и неуступным ветром. Этот неунывающий и непрекращающий борьбу враг удивлял меня всё больше и больше. Казалось, что он уже прекратил свою глупую и нудную игру, как вдруг с новой силой налетал и пытался сбить с ног. Я мысленно успокаивал себя, говоря, что ветер ещё малыш и просто не наигрался с людьми, дразня их и подзадоривая испытать с ним свою судьбу, перетягивая туда-сюда зонтик. Ветер-малыш, слыша мои слова, задувал ещё сильней. Я уже начал было сдаваться; передо мной уже маячил силуэт подъездной двери, где слабый свет фонаря над дверью лениво освещал площадку. Но в этот момент из темноты послышался чей-то голосок. Но я не сразу обратил на него внимание. Уж слишком я был увлечён противостоянием с ветром. Но голосок приблизился: он воплотился в маленького мальчика, лет этак восьми. Он смотрел на меня и уже ничего не говорил. От его взгляда мне стало не по себе. Малыш был в лохмотьях: старой потрепанной рубашке и джинсах, протёртых как следует на коленках. Глаза мальчишки, жалобные, но в тоже время жёсткие и хладнокровные, смотрели на меня снизу верх. В свете окон я мог видеть, как они наполнялись хищническим голодом, но по-прежнему оставались серыми, безэмоциональными. Беспризорник – я даже не знаю, откуда в две тысячи пятидесятом году остались такие вот дети-бездомники – он всё так же стоял и молча смотрел на меня. Ветер, унося звуки вечернего города, звал меня куда-то дальше. Он предупреждал меня о какой-то неминуемой опасности. Только я не слушал. Люди редко внемлют природе.