В ожидании расцвета, или «Апокалипсис – сегодня!»

Из российской литературы вообще, а фантастики в особенности, напрочь ушло понятие профессиональности, а непрофессиональным писателям желательны столь же непрофессиональные критики. «Слюняво-сердечное отношение, как к критике, так и к рецензированию в России» сложилось в основном потому, что сначала тусовка сотворила себе кумира, а потом стала ему поклоняться. «Я его слепила из того, что было, а потом, что было, то и полюбила» — лучше не скажешь. «Придираться» к реалиям стало дурным тоном» — ясное дело, кому же приятно, когда его собственным невежеством ему же в харю и тычут. Писатель должен не только уметь писать, но и досконально знать то, о чем пишет, чтобы хотя бы не делать крупные ляпы. Можно быть сугубым графоманом, но — «душой компании», и этим все сказано и определено. Тусовка и объективность — две вещи несовместные, равно как гений и злодейство.

Реакция тусовки меня нисколько не удивляет. Сначала эти люди мечтали, чтобы начали переводить западную фантастику и опубликовали все, что лежало в столах. Проблема в том, что американскую фантастику приятно читать в виртуальной реальности Мира Полдня, но не в антураже фильма о чикагских гангстерах 20-х годов. Да и залежи, оказались не столь большими и многообещающими, как казалось ранее.

Та волна переводов и публикаций, которая в 1992-95-м едва не смыла российскую фантастику, внезапно сошла на нет, и выяснилось, что российский читатель хочет читать российских авторов с русифицированными сюжетами и интерьерами. Фэнтези — и то русифицированное. Более того, именно расцвет фэнтези доказывает, что российские потребители жанра погружаются в него в попытках обрести новое воплощение Мира Полдня. По аналогии могу назвать его Миром Сумерек. Те, кто не умеют и не хотят жить в мире реальном, обречены на мир придуманный, такой, в котором они сами боги и вершители судеб, все козыри и все лучшие реплики по определению принадлежат им. В Мире Сумерек раздолье для дилетанта, насколько бы не были ничтожны его способности и он сам.

В самом построении такого мира нет ничего плохого или преступного. Беда в том, что даже мелкие клопики и, простите, мандавошки Мира Полдня начали превращаться в ужасных монстров, как бывает всегда во время сна разума.

В обычной жизни тот же процесс идет по пути созидания «чаемой России» или, если угодно, национальной идеи. Форсированными темпами создается новая общественная мифология, объединяющая псевдоисторическую литературу (вроде Акунина) и псевдофутурологическую (вроде Рыбакова). Рыбаков — очень тонкий и лиричный писатель, настоящий Мастер слова, но, видимо, избыточно (от рождения) чувствительный к боли и несправедливости мира. Сверхчуткая душа поэта вредна для той части интеллекта, которая отвечает за логическое мышление, и священное безумие, увы, переходит в обыкновенное. И Акунин, и Рыбаков, сознательно или подсознательно, описывают предел сегодняшних мечтаний — нечто не более материальное, чем звон литавр — имперское величие. И вот этого-то величия хочется побольше, побыстрее и любой ценой. Это истерический, нерассуждающий тоталитаризм, алогичный порыв прижаться к спасительному голенищу глянцевого имперского сапога.

3. Кто такие «друзья народа» и как они борются с национал-демократами

Израильская русскоязычная критика сегодня действительно является сапрофитом российской словесности, без нее она существовать не сможет. Израиль всегда будет оставаться литературной полуколонией, полупровинцией, а роль метрополии предназначена России. Но, боюсь, без жесткой и непредвзятой критики со стороны всякий литературный процесс вскорости превратится в сплошной тусовочный «одобрямс!» с номинациями и дипломами. Я абсолютно не примеряю на себя лавры спасителя России, тем более, что, как известно, спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Если кто-то считает, что можно и должно защищаться некрасиво или что слабый может позволить себе быть подлым — дело его. Я лишь хочу предупредить о последствиях тех, кто собирается снова наступать на грабли.