В ожидании счастья

Она права, но нельзя же так просто сидеть и смотреть, как он деградирует. Если так и дальше будет продолжаться, мама может погибнуть первой. Она так вымоталась. Уже два года ухаживает за отцом, скоро просто будет не в состоянии управляться одна. Если б знать, что это принесет пользу, я могла бы уволиться с работы и переехать к ним, я бы сделала это. Но мама категорически против. В прошлом году я сказала, что могу взять отпуск за свой счет, но она отказалась. „У тебя вся жизнь впереди, — сказала тогда она, — не надо все из-за нас бросать. Мы сами управимся".

— Я придумаю что-нибудь, — говорю я.

— Лучше пойди посмотри, что он там делает, — говорит мама и встает.

Я брожу по дому, который мама „обезопасила", — иногда папа теряет равновесие и рушит все на своем пути или ломает вещи в приступе ярости. Она отключила горячую воду во всех ванных комнатах: один раз отец чуть не обварился, когда стал чистить зубы. Кроме того, он начал прятать вещи в самых странных местах: часы — в туалетном бачке, любимую кофейную чашку — под кроватью, книги, которые уже не может читать, — в корзине с грязным бельем. Почему-то он очень любит серебро. Сначала мама заметила, что пропал прибор для специй, потом подносы и чайник. Она спросила отца, но он сказал, что ничего о них не знает. Даже когда мама нашла ножи и вилки в кармане его зимнего пальто, он ни за что не хотел признаваться, что взял их.

Вот они с мамой выходят из кухни. Она держит его за руку. Однажды она объяснила мне, что человеческое прикосновение очень помогает. Посадив мужа в кресло, она идет достать белье из сушилки. Как только отец видит, что она закрыла дверь, он резко встает и начинает, большими шагами расхаживать по комнате.

— Сколько времени? — спрашивает он.

— Половина второго, — отвечаю я.

— Мне надо идти. Я опаздываю, — говорит он и направляется к двери.

— Подожди! — кричу я и вскакиваю.

— Не кричи, — говорит мама, выбегая из сушилки к парадной двери. — Так только хуже.

Мы выскакиваем на улицу и, так как папа не может терпеть быстро ходить, легко нагоняем его. Но он не дает нам дотронуться до себя.

— Не прикасайтесь ко мне! — кричит он и отталкивает нас с такой силой, что можно только удивляться, как он ее еще сохранил.

— Мы просто хотим, чтоб ты вернулся в дом, — говорю я как можно мягче.

— Фред, все будет хорошо. Тебя ждут на работе. Начальник только что звонил.

— Да?

— Да, и тебе надо одеться. Я погладила твою форму.

— Это ловушка?

— Нет, папа, не ловушка, — говорю я и протягиваю руку.

Он смотрит на меня без всякого доверия, потом смотрит на мать. Берет ее руку. Мне так больно, но я заставляю себя вспомнить, что это проявление болезни, а не злая воля отца. Мы возвращаемся домой, поддерживая его под руку с двух сторон, и мама запирает входную дверь на ключ. Папа идет в спальную, мама следует за ним. Я не могу найти себе места от своей полной беспомощности и иду на кухню.

Папа намазал майонез на каждый кусок хлеба и сложил их все друг на друга. Он отсыпал немного кофе в пластиковую банку, смешав его с сахаром и сухими сливками. Кроме того, он приготовил банку с соком и сложил в пластиковый пакет. Я ничего не трогаю — не хочу его расстраивать. Оставлю все как есть. Слышу, что мама дает ему лекарство и, похоже, он не сопротивляется.

— А что за лекарство? — спрашиваю я. Тут я вижу, как она наливает в стакан немного виски.

— Это помогает, — говорит мама, — виски успокаивает его, сейчас увидишь.

Я сажусь и смотрю, как папа пьет виски, он уселся близко к телевизору, и примерно через час я замечаю, что он уже не смотрит на экран и крепко спит.

— Вот что я делаю каждый день, — говорит мама.

— Не волнуйся, — говорю я. — Что-нибудь придумаю. Не могу видеть, как вы теперь живете, и не буду.

В конце концов я начинаю заниматься стиркой и уборкой. Так хочется сводить их в кино или сходить вместе по магазинам, но из-за папы это невозможно, и одного его тоже не оставишь. Мама включает ему детский канал. „Он это любит", — говорит она и уходит готовить ужин. Отец просыпается, мы смотрим вместе телевизор. Отец все время молчит. Когда я спрашиваю его, нравится ли ему программа, он продолжает так же молча сидеть, будто меня не слышит или не замечает.

Ужин проходит спокойно. Мама дает отцу настоящее лекарство и читает ему что-то на ночь. Видимо, ему нравится, потому что я слышу его смех. Не дослушав до конца, он засыпает. Минут через двадцать мама выходит из своей спальни в пижаме. Теперь грудь у нее совсем плоская.

— Я иду в постель, — говорит она. — Всю ночь тебе здесь проводить не надо. Если дома есть дела, поезжай. Все не так плохо, как кажется.

— Я хочу остаться.

— Тогда раздвинь кушетку. Если услышишь, что папа ходит, не обращай внимания, ничего не говори, и он скоро снова вернется в постель.

— Хорошо, — говорю я и целую ее.