В ожидании счастья

— Постой, — остановила ее Робин. — Ты говорила, что хотела бы позаниматься в тренажерном зале?

— Да, — кивнула Саванна, придерживая дверцу.

— Может, завтра и пойдем?

— С удовольствием.

— Тогда встречай меня в спортклубе „Дезерт" после работы. Это где-то в пять тридцать. Ну пока. Сегодня совершенно пропащий день.

Джасмина уже ждала ее у порога, глядя на открывающуюся дверь.

— Привет, малыш, — сказала Саванна, бросила сумочку на пол и взяла кошку на руки. — Твоей мамочке сегодня не повезло. И в Финиксе, видать, такая же скучища смертная, как в Денвере. Кстати о смерти, знаешь, Джасмина, я сегодня познакомилась с могильщиком… Правда-правда. И вот еще что. Мы с тобой дадим Финиксу один год. Если за год ничего хорошего не случится, мы отсюда свалим.

Джасмина взглянула на хозяйку, будто понимая ее, и лизнула ее в лицо.

— Вот так-то, — сказала Саванна и пошла умываться.

* * *

Войдя в дом, Робин бросилась звонить Майклу. Он еще не появлялся. Послышался сигнал автоответчика.

— Ты весьма остроумно поступил сегодня, Майкл, — сказала Робин. — Я думала, ты более тактичный. Но, видно, ошиблась. Это Робин говорит, если ты вдруг начал путать голоса своих подружек… — Она повесила трубку.

Потом Робин позвонила Расселу по тому номеру, который он ей дал. К телефону подошла женщина. Робин не подумала о таком варианте, но это ее не очень обеспокоило. Наверно, жена его приятеля, у которого Рассел остановился.

— Можно Рассела?

— А кто говорит?

— Робин.

— Послушай-ка, оставь нас в покое, ясно? Не смей больше звонить в мой дом, поняла, ты?

Робин узнала голос — именно эта женщина звонила и изводила ее раньше, но та уже повесила трубку. Опять Рассел наврал. Дважды за вечер ее оскорбили. Ей было досадно и больно, и она сидела несколько минут, положив руку на телефонную трубку. Кому же позвонить еще? Но никто не приходил в голову. Потому что никого и не было.

Глории повезло. Она опоздала к сериалу всего на пятнадцать минут и раздевалась уже перед телевизором. Приготовила себе в микроволновке воздушной кукурузы, легла в постель и стала ждать Тарика. И зачем она согласилась идти на эту дурацкую вечеринку? Даром только потратила время, никто так и не взглянул на нее. Ее вообще очень редко приглашают танцевать, не говоря уж обо всем прочем. Даже такие красотки, как Робин и Саванна, уж они-то точно должны были кому-то приглянуться, так нет же! Почему? — думала Глория, выключая свет. Почему все мы одиноки? Придется ли нам привыкать всю жизнь прожить в одиночестве или же бегать за такими ничтожествами, как Рассел, Джон и даже этот Майкл? Дверь наконец хлопнула Глория взглянула на часы. Без десяти десять. Ни вставать, ни окликать сына не хотелось. Не так уж поздно он пришел. Глория прикрыла глаза и постаралась думать о чем-нибудь стоящем.

Бернадин добралась домой далеко за полночь. Давно она так не веселилась. Не верится, но поклонников, когда подруги ушли, у нее появилось хоть отбавляй. Особенно увивался Герберт. Он проводил ее до машины и даже предложил отвезти домой, но она сказала, что доберется сама: выпила всего-то два бокала легкого вина „Мы еще увидимся?" — спросил он. Она покраснела и неожиданно для себя сказала что это можно будет устроить. Он стоял, заложив руки в карманы, и улыбался, глядя, как она трогается со стоянки.

Ведя машину по темной дороге, Бернадин, не переставая, думала: почему бы и нет? Зачем она будет ему отказывать? Не будет. Почему? Да вот не будет, и все. Хочется ей. У нее сто лет ничего не было. То, что Герберт женат, нисколечко ее не смущало. На повороте к дому она подумала, что даже и хорошо, что женат. Не придется переживать, когда он ей надоест.

„СВОБОДА САМОВЫРАЖЕНИЯ"

В понедельник у Глории был выходной. Она слушала радио, разбирала мешочки с крупами и приправами и как раз собиралась взяться за ящики буфета, когда вошел Тарик. Сердце у нее упало.

— Почему ты дома?!

— Меня выгнали из школы.

— Но не исключили же? — Глория задвинула ящик и принялась за другой.

— Ну вроде того.

— Не бывает „вроде того". Что случилось, Тарик? Скажи мне правду, потому что я все равно узнаю.

— Сказали, что я вроде как состою в банде.

— В банде? Как это? Как в фильме „Страх и кровь"?

— Угу.

— А с чего они это взяли?

— Потому что мы организовали вовсе и не банду, а клуб и стали носить белый носовой платок в заднем кармане брюк. Тогда нас вызвали и потребовали, чтобы мы перестали это делать.

— Постой. Не торопись. Кто это „мы"?

— Я, Брайан и Терренс и еще несколько человек — ты их все равно не знаешь.

— И их тоже выгнали?

Тарик кивнул.

— Почему же ты мне не сказал, когда тебе в первый раз сделали замечание по поводу платка и о клубе?

— Тогда это просто было ерундой.

— Но почему же вы не прекратили, когда вам сказали?

— Мы же ничего плохого не делали, мам! Это же первая поправка к конституции. Свобода самовыражения.

У Глории глаза полезли на лоб.

— Первая — что?.. — Но Тарик был серьезен. — Когда это случилось?

— Три дня назад.

— С кем я могу поговорить?

— О чем?

— Об этом. Или ты думаешь, что я вот так тебе и поверю? Тебе должны дать какую-то бумагу.