В ожидании счастья

— Мама, теперь мне холодно.

— Сейчас, солнышко. — Бернадин бегом вернулась в гараж, схватила первое, что попалось под руку — банное полотенце из корзины с нестираным бельем и завернула в него Онику.

— Так лучше?

Оника кивнула и прислонилась головой к стеклу. Бернадин захлопнула двери и так быстро вывела машину, что опрокинула урну с мусором. Неважно, останавливаться некогда. В шести кварталах от дома она заметила „скорую" и засигналила. Машина тут же развернулась, и из нее к ним бросился врач. Вдвоем с Бернадин они вынули Онику из „Черроки", уложили в „скорую", и, завывая сиреной, машина рванула вниз по холму. Бернадин ехала следом, теряясь в догадках, что же случилось с девочкой. Закурила. По радио Джанет Джексон пела: „Что ты сделал со мной", Бернадин с остервенением нажала на „стоп" и буркнула: „Ничего, сучка".

Когда они подъехали к приемному покою больницы, Бернадин и вовсе перестала соображать от волнения. Она подскочила к дверцам „скорой" раньше, чем врач успел их открыть:

— С ней все будет в порядке? Что с моей девочкой?

— Не волнуйтесь, мэм, просто ушная инфекция, все будет в норме. Сейчас понизим температуру, пока у нее 40. Вы сейчас пройдите в приемный покой, зарегистрируйте девочку, а мы вам через несколько минут сообщим, как дела. И, пожалуйста, не волнуйтесь.

В регистратуре Бернадин ответила на миллион и один вопрос и подписала кучу бумажек. Очень хотелось курить, но, разумеется, это запрещено. Прождав пятнадцать минут, она вышла на улицу, выкурила сигарету и вернулась обратно. Прошло еще пятнадцать минут. Она снова вышла на улицу и закурила вторую. Наконец к ней вышла медсестра и сказала, что Онике лучше и Бернадин может пройти к дочери.

Бросив сигарету, Бернадин почти побежала внутрь здания. Оника лежала на каталке и выглядела гораздо лучше, чем полчаса назад.

— Как ты, моя маленькая? — наклонилась к ней Бернадин, целуя щечки, ручки и гладя девочку по головке.

— Хорошо, — сказала она. — Мама, я домой хочу.

К ним подошел врач.

— Очень хорошо, что вы нам вовремя позвонили. Ушные воспаления могут быть очень опасными, чего многие не понимают. Как только температура у ребенка поднимается до 40,5, могут появиться судороги и произойти необратимые изменения мозга.

Бернадин встала.

— Но я не понимаю, как и когда она могла заболеть. Утром, когда я отвезла ее в школу, все было в порядке. Потом мне позвонила школьная медсестра и сказала, что у Оники 39,3. Домой мы приехали, у нее было 37,2. Каждые пятнадцать минут я проверяла лоб, а температуру мерила каждые полчаса и все время было 37,2. А потом смотрю, она стоит передо мной и дрожит как осиновый лист.

— Болезнь развивается буквально в считанные минуты. Но похоже, сейчас опасность позади. Скажи маме, что мы тебе дали, — обратился он к Онике.

— Попсикл.

— Попсикл? — переспросила Бернадин.

— У нее нет аллергии на антибиотики? — спросил врач.

— Нет, по-моему.

— Я выпишу ей амоксицилин, проследите, чтобы она приняла полный курс. — Он написал что-то на бумажке и отдал ее Бернадин. — Горло немного красное и небольшой насморк, но в целом с ней все в порядке. Но завтра ей лучше посидеть дома.

— И это все?

— Все.

— Значит, я могу забрать ее домой прямо сейчас?

— Конечно.

У Бернадин словно гора с плеч свалилась. И выходит, что не из-за чего было так сильно переживать? Банальный попсикл? Ну и ладно. Главное, с Оникой все в порядке. Теперь надо решить, кто посидит целый день с больным ребенком. Кому можно доверить дочь? Бернадин на секунду задумалась. Джиниве, конечно.

Бернадин перенесла свой визит к врачу на следующую неделю. Доктор осталась весьма недовольна, но ничего не поделаешь. Пять дней подряд Бернадин практически совершала невозможное. Во вторник с Оникой посидела Джинива, и в конце концов Бернадин решила няню не брать. Она сама отвозила детей в школу, ехала на работу и изворачивалась как могла, чтобы успеть за детьми до шести. И сумела. Слишком часто ее дети оставались в классе последними, и она ужасно на себя злилась, всякий раз, когда заставала их, скучающих в одиночестве, да и учительница, которой из-за Бернадин приходилось задерживаться, уже не скрывала своего недовольства.

Из школы Бернадин везла детей к себе на работу. Они вместе обедали в зале заседаний: пицца в среду, „Макдональдс" в четверг и пятницу и курица-гриль в субботу. Потом дети делали уроки, и, если им требовалась помощь, она откладывала в сторону самую срочную работу. Бернадин запретила себе работать позже половины восьмого. Дома она еще умудрялась искупать Онику, прочитать ей на ночь сказку и не заснуть, слушая, как читает Джон-младший. К десяти сил оставалось только на то, чтобы добраться до постели.