В ожидании счастья

– Болит, но терпимо! И откуда такие уроды берутся?

– Ань! Он же обещал нам рты заткнуть, забыл, что ли?

– Не забыл! Смилостивился, но сказал, если будем орать, – порежет нас на ленточки. Достал, гад, до зубовного скрежета! Убила бы!

Я посмотрела на Аню и прошептала:

– Ты сильно-то не разоряйся, а то услышит, огребем по полной.

Аня, посмотрев на меня, кивнула и обратилась к женщине:

– Тебя как звать?

– Он зовет – Чума.

– Почему Чума?

– Чтобы не запоминать имена. Та женщина, с которой он спит, я до сих пор не поняла, то ли она жена, то ли такая же, как мы, потеряшка, – тоже Чума! Вам он еще не дал имен?

– Нет! – сказала Аня.

– Так как все-таки тебя звать?

– Марина.

– Ты, Марина, как сюда попала?

– Я приехала в деревню к родным в гости с другом, два дня погостили и поехали назад в город, но решили остановиться на озере искупаться. Потом пошли погулять и забрели в лес. Марат сказал:

– Все, Марина, хватит гулять, поехали, а то до города еще долго добираться!

А мне хотелось еще погулять, потому что из города в лес выбраться вообще нереально, никогда времени не хватает, а еще там столько грибов, я хотела их домой набрать. Стала его уговаривать остаться на озере ночевать, а завтра ехать дальше, но он резко ответил:

– Я сказал, поехали домой!

Меня задел его приказной тон, и я в ответ спросила:

– А ты кто такой, чтобы мне приказывать?

Тогда он повернулся и пошел к озеру, бросив мне на ходу:

– Захочешь поехать в город, догонишь!

В общем, мы поссорились. Он пошел к озеру, а я в лес. Когда опомнилась, поняла, что заблудилась. Этот урод увидел меня в лесу и сказал, что поможет выйти, а сам привел сюда. А к дереву привязывает и бьет, потому что не даюсь ему. Хуже всего, что меня никто не ищет и не будет искать. Родственники думают, что я в городе, а Марат, наверное, думает, что я сама в город добралась и не звоню ему из-за того, что обиделась. Я здесь уже давно, сначала считала дни, а потом перестала. Он меня то бьет, то привязывает к дереву. Его бесит, что я ему не даюсь. Конечно, он мог бы меня силой взять, но у него есть женщина, и я ему пока не нужна. Только вряд ли та женщина долго протянет, если он ее не угробит, то она сама с собой что-нибудь придумает сделать. Он же каждую ночь издевается над ней, как хочет. Ему здесь никто не указ, он чувствует себя хозяином.

– Да-а-а, дела! – сказала Аня. – Как же отсюда выбраться?

– У нас свободно может передвигаться только та женщина, – Марина кивнула головой в сторону другой ниши. Она не решится нас отпустить, он же ее забьет насмерть, а она, похоже, беременная, ее все время тошнит. А этому уроду все равно! Убила бы гада! Да и чем веревки-то перерезать? Нож один, и он его носит всегда с собой. Когда она еду готовит, он ей дает нож, а сам сидит рядом и наблюдает, потом сразу отбирает и прячет в свой сапог. Он даже на ночь не раздевается, так в сапогах и спит.

– Вот попали мы с тобой, Татьяна! Собрали грибочков на ужин! – прошептала Аня.

– Нас найдут! – сказала я уверенно. – Миша меня обязательно найдет, он меня с детства выручает из всяких переделок.

Тут мы замолчали, потому что зашел этот урод и сказал:

– Если услышу от вас хоть звук, позатыкаю всем рты! А тебя, – он повернулся к беременной, – если задумаешь им помогать, порежу на ремни! Иди готовить еду, быстро!

Беременная женщина поднялась и пошла на выход. А я спросила Марину:

– Скажи, Марина, а где он берет продукты?

– Раз в две недели уходит дня на два-три в деревню, приносит какую-нибудь самую дешевую крупу да соль. Иногда приносит зайца или птичку. Для чая полный лес травы: душица, ромашка, а еще шиповник, рябина. У него в деревне кто-нибудь, наверное, из родственников есть. А может, никого нет, просто сходит, купит крупу и возвращается. Он же с нами вообще не разговаривает, по-моему, он псих.

– Так он говорит, что жилье очень далеко и сюда даже местные никогда не заходят? Как же он ходит в деревню за продуктами?

– Видела, какие у него длинные ноги, он эту тайгу знает, как свои пять пальцев. Ходит очень быстро. Я бегом за ним бежала, когда он вел меня сюда. Он же, наверное, местный и, скорее всего, знает какой-нибудь короткий путь.

Через некоторое время беременная принесла нам в алюминиевых чашках перловку, сваренную на воде. Даже при таком скудном освещении было видно, что она серого цвета и на вид совсем несъедобная, но надо было поддерживать силы, и мы решили затолкать ее в себя, тем более что уже несколько дней не ели. Потом она принесла нам в кружках чай с душицей. Чай был очень ароматный и вкусный, настоящий лесной, приготовленный на костре. Когда позавтракали, она собрала посуду и ушла. Мы пытались с ней поговорить, но она опускала глаза и молчала, даже не сказала, как ее зовут. У женщины был изможденный вид, видно, беременность у нее тяжело протекала. Она была грязная, волосы торчали в разные стороны, и она даже не пыталась их как-то пригладить или завязать чем-нибудь сзади в хвост. А этому уроду было все равно, как она выглядит, он и себя-то, наверное, никогда в зеркале не видел, не дай бог приснится – проснешься.