В ожидании счастья

Бернадин обвела взглядом комнату. Вполне сойдет за похоронное бюро. Кровать красного дерева слишком роскошна и похожа на огромные сани. И невиданные, фантастические цветы на покрывале — такие надуманные, неживые. Слишком, слишком много картин. Уродливая живопись в уродливых золоченых рамах. Она хотела для книг белые стеллажи, но Джон настоял, чтобы сделали деревянные и непременно кленовые. И этот китайский ковер: она его просто ненавидела, как и все зеленое. И вообще ни в этой комнате, ни в целом доме ничего не говорило, что здесь живет черная семья. Бернадин перешагнула через ковер и стала босыми ногами на кафельный пол. Ноги тут же замерзли, но комнатные туфли она надевать не стала. Так босиком и пошла в ванную.

Сквозь окно в потолке лился солнечный свет. Тяжело опираясь о край умывальника, Бернадин тупо уставилась в зеркало. Глаза припухли, губы потрескались, красные пятна на одной щеке. Хороша, нечего сказать. Она повернулась, посмотрела в большое зеркало бельевого шкафа и, сама не зная зачем, задрала сорочку. Боже, что стало с ее грудью! Не то что до рождения детей. Тощая, почти плоская, соски чуть не в пол смотрят. Тело рыхлое, кожа тускло-коричневая со светлыми растяжками на животе и бедрах. Старуха, да и только. Она чувствовала себя старой и выглядела гораздо старше своих тридцати шести. Бернадин подошла к зеркалу так близко, что от ее дыхания оно запотело. Принялась придирчиво изучать свое лицо. Бернадин и раньше-то не была красавицей и теперь лишний раз в этом убедилась. Она отступила на шаг, снова осмотрела себя с ног до головы, пытаясь представить, сможет ли кто-нибудь когда-нибудь назвать такое страшилище привлекательной женщиной. Потом опустила рубашку. Придирчиво осмотрела зубы: все еще желтые, хотя уже больше трех месяцев не курит. А, вот чего не хватает! Сигарету бы сейчас. С сигаретой легче поверить в случившееся. С сигаретой легче будет понять, что жизнь перевернулась. С сигаретой легче будет решить, что делать дальше. Как жить. То, что без мужа, это она уже осознала. Стоп. Без мужа? Она опустилась на край ванны и уткнулась лицом в колени. Казалось, муж у нее был всегда. А сейчас получается, что после развода она останется в тридцать шесть лет с двумя детьми и без мужа. То есть одна. Одна?! Она так и взвилась, вспомнив то, что упустила из виду.

— Сволочь! Сукин сын! — Она подскочила к зеркалу. Кому она такая нужна? Начать сначала! С какого, подонок, начала? Жизнь-то уже не в начале, а очень даже в середине. Да еще с двумя детьми. Бернадин бросилась к аптечке, нашла флакон с нужной этикеткой. Сунула в рот сразу две таблетки успокоительного, хотя раньше принимала по одной. Почувствовав горечь на языке, сообразила, что надо бы водой запить, и открыла кран. Оперлась ладонями на туалетный столик, словно разглядывая черно-золотые крапинки облицовки. Плечи тяжело опустились. Она об этом никогда не думала. Не приходило в голову подумать, как жить, если их брак развалится. Он не должен был развалиться. Она подставила под струю пластиковый стаканчик, залпом выпила и швырнула смятый стакан в мусорную корзину. Бернадин задыхалась от ярости, от злости за свою былую самоуверенность, за непростительную наивность. Ей хотелось избить себя, наказать за это, и она со всей силы пнула большое зеркало на двери. Серебристую поверхность тут же затянула паутина трещин, и ее отражение словно раскололось на сотни мелких кусочков.

— Пачку сигарет, пожалуйста.

— А помельче нет? — Парень за прилавком в супермаркете неохотно взял у нее стодолларовую купюру.

— Не знаю, — ответила Бернадин, даже не подумав поискать нужную банкноту.

Парень посмотрел на нее с подозрением. Чокнутых он здесь и раньше видел, но эта-то вроде бы нормальная. Только волосы как у комиков: накрутила, да так и не расчесала. И потом, в халате, в домашних туфлях на босу ногу, а бриллиант на пальце не хуже, чем у Лиз Тейлор. И глаза красные, как у кролика. Может, от слез, а может, и от наркоты. Точно. Не проспалась еще. Белые дуры, у которых пропасть денег, только и делают, что таблетки глотают да пьют целыми днями. Они сюда часто приходят, за вином и все такое, и в сумочках у них всегда полно беленьких пакетиков, ну, аптечных, они, когда расплачиваются, то видно. Парень смотрел, как Бернадин с трудом запихивает сдачу в кошелек. Обидно. Эта все-таки черная.