В ожидании счастливой встречи

И не сосчитать, сколько ручьев и речек разворошил Петро — все не то. И уже возвращался домой. Вышел на речку. Огляделся и облюбовал для перекура «язык», что сильно выдался и порос молодым тальником, вроде бывшая коса. Он расчистил снег, натаскал дров, запалил костер, приставил чайник, посидел, покурил, напился чаю, передохнул. И тут обратил внимание, что песок в костре переливается, течет. И блестки в нем вспыхивают. Разгреб лопатой огонь: действительно песок струится — значит, чистый, нет примеси. Петро еще подумал: «Картошек бы сейчас». Встал на колени, сгреб лопатой угли, золу, взял горсть с краешка, где похолоднее, и сразу почувствовал, словно рашпиль держит. Поднес к глазам и не поверил: песок был что надо, именно такой, какой он искал. Он вытряхнул из мешка старую пробу. Еще покурил, подождал, пока песок остынет, и стал ссыпать его в мешок. От жадности ли, от восторга, но насадил полмешка, едва закинул за плечи. Чем ближе подходил к дому, тем тяжелее становился мешок, а бросать такой песок по дороге было жалко. Вот он из последних сил и нес мешок.

Организовали вывозку песка. Дело сдвинулось, но время было упущено. График скакнул всего на воробьиный шаг.

— Неподатливо получается, Егор Акимович, сколько отнимает рук, а времени?

Жильцов только поглядел на Петро, но промолчал, вроде бы и не расслышал. Он и сам скрепя сердце смотрел на эту самодеятельность. На противни из листового железа — чуть поменьше волейбольного поля и побольше теннисного стола — засыпали песок. Эти жаровни дымили и дымом и паром, к ним было трудно подбираться монтажникам, чтобы лопатить песок, особенно на середине противня: обжигало руки, задыхались от дыма, в валенках было сыро, сапоги коробились от жары, морщились голенища.

На перекуре Жильцов подсел к своему звеньевому.

— Ты вот скажи мне, Валерий, чем звеньевой отличается от рядового монтажника?

— Как чем? Тот же винтик, только шляпка поболе, — ответил Валерий.

Бригадир погрыз спичку.

— Правильно, Валерий. Этот шурупчик с большой шляпкой и должен, выходит, шурупить больше, как?..

— Ну, допустим.

— Раз так, значит, надо сушильный агрегат.

— Посылай на ВДНХ в Москву. Добуду.

— Хорошо. Дорабатывай смену, вечером посидим, подумаем.

На стыке смен Егор еще напомнил Валерию о вечере. Парни тоже не отстают: «Давай, бугор, решай, припекло с песком». Егор с Валерием поискали укромное местечко, забрались в инструменталку, чтобы никто не мешал. Егор повесил на планку снаружи замок, а изнутри на крючок двери взял. Только убрали с верстака инструмент, расположились с чертежами, как Валерий слышит, кто-то скребется в дверь, поглядел: проволочка просунулась в притвор, крючок отскочил — на пороге первая смена, никто не ушел.

— Нехорошо отрываться от масс, — выговаривают монтажники. — Давайте коллективно, может, что и подскажем…

Закурили, выкурили по одной, пофантазировали, но коллективное творчество результатов не дало. Конкретных предложений нет. Так только, наметки.

— Ладно, парни, — сказал Петро Брагин, — не будем мешать, пусть высиживают «цыпленка». Пошли пока заготовки кроить. Ты знай, Акимыч, и ты, Валерка, спросим…

Парни вывалились за дверь. Егор поерзал на скамейке.

— Ну что ты, Валерий, скажешь, сопишь?

— Пары поднимаю.

— Буксуешь?

— Форсунку, форсунку прикрой, — издевался Валерий.

— А ты выхлопную трубу, — посоветовал Егор.

— Есть же готовые форсунки, — заглянул Валерий в рисунок к Егору, — что изобретать велосипед?

— Скажешь. Есть-то есть, да сожрет с потрохами та форсунка, не напасешься солярки. — Егор снова взялся за папиросы.

— Солярка. Твоя забота, Егор Акимович, добро бы коньяк, а солярка… солярки у нас хватит. Вот в Тюмени, говорят, из-под земли — и в дизель, без очистки качают. А тут у меня сушилка не крутится, — вздохнул Валерий и отбросил карандаш на обитую жестью столешницу. Вскочил о лавки в стал сновать по обуженному стеллажами проходу.

— Ты вот, Егор Акимович, за форсунку взялся, а по-моему, главное — печь, сушилка, чтобы песок лопатой не шуровать.

— Ну, дак возьми барабан от извести-гасилки, элеватор…

Валерий перестал бегать — уставился на бригадира.

— Это то, что надо, идея, Акимыч. — Валерий сел на лавку, подвернув под себя ногу, снова взялся за карандаш.

— Слушай, Акимыч, в столовку пиво привезли. А мы тут сидим, корпим. Какой черт заставляет! Тебе надо?!

— Ну, взял да пошел.

— Я же не к этому. Вот на материке: подбросишь в другой раз мыслишку — гони червонец. Ходишь, сшибаешь. А тут по-другому. Скажешь, гроши не нужны? Нужны, но здесь, понимаешь, серьезное дело. Ответственность: сам голова. Понимаешь, Егор Акимович. Я другой раз даже думаю, а не вредят ли нам эти десятки для души, — все в них топим. Только и разговор, кто сколько сшиб…

— Кто его знает, вроде все за деньги работаем. Бесплатно никому неохота.

— Ну, это ты не скажи. Сколько вот ты, Егор Акимыч, внес предложений, а сколько оформил? Сколько получил — нуль.

— Ленивы мы, Валерий, до писанины, да и есть когда возиться? А зря. И отчет, и графа есть, в отчете… на этот счет.