В ожидании сердца (Пьесы)

Пересказываю коллизию со слов очевидцев, не сомневаясь в достоверности. На то у меня есть основания. Я уже говорил, что одно время вел на канале «Культура» информационно-аналитическую передачу «Контекст». Чтобы быть в курсе художественной жизни, я ходил на премьеры, вернисажи, презентации, творческие вечера… Однажды побывал в Ленкоме на спектакле «Пер Гюнт». Из зала я выходил со странным чувством. Во-первых, зачем так кричать? Во-вторых, Ибсен, конечно, – гений, но живем-то мы в России, про которую в этом театре, кажется, совсем забыли. Буржуазия! Кстати, именно Ленком одним из первых вписался в рынок и на заре 1990-х в своем помещении открыл SPA-центр «Бич-клаб», название которого я использовал в пьесе «Хомо эректус». В «Сукин клуб», если помните, ходит Маша Кошелькова. И вот на следующий день я готовлюсь к эфиру, сижу в кресле, меня обмахивают гримерными кисточками. Вдруг влетает бледный редактор:

– Юрий Михайлович, начальство очень просит не ругать «Пер Гюнта»!

– А с чего начальство взяло, что я собираюсь ругать «Пер Гюнта»?

Оказалось, Марк Анатольевич дозвонился до самого высокого руководства, отдыхавшего в теплых краях, и пожаловался, что видел, с каким лицом выходил «этот ваш Поляков» из зала, а значит, предстоит эфирный погром, которого он, человек пожилой и ослабленный вдохновениями, просто не переживет. Кстати, я и не собирался разносить премьеру, ибо спектакль был из тех, которые не за что ни хвалить, ни ругать. Как выразился Данте: взгляни – и мимо… Но какова бдительность! Да, дорогой читатель, репутации иных творческих небожителей добываются с помощью вполне земной суеты и связей, наподобие тех, которыми так гордилась мачеха Золушки. Помните у Шварца? Один писатель-классик, лауреат всех премий, начиная с квартальной, узнавая, что готовится суровый разбор его очередного романа, каждый раз объявлял себя смертельно больным. Но едва сердобольный редактор снимал из номера строгую рецензию, заменив ее теплым прощальным откликом, классик выздоравливал. Жив он и поныне.

В общем, «Одноклассница» стала первой моей пьесой, которая пошла сначала в провинции. Я слетал на премьеры в Тобольск, Владикавказ, Владивосток, Ереван. Еще куда-то. Аншлаги. Выхожу, как грезилось в молодости, на сцену, беру за руки героев-любовников, и мы с поклоном идем к рампе. Вдруг дают свет в зал… Ничего не понимаю! Кажется, осветили ночной росистый луг. А это блестят слезы в глазах зрителей.

– Ага, ну, конечно, а на театральном подъезде еще тысячи курьеров топчутся! – улыбнется иронический читатель. – М-да, зазвездел наш Юрий Михайлович…

– Если и зазвездел, то совсем немного, а если и прихвастнул, то чуть-чуть. Как без этого в искусстве? Но мы живем в эпоху Интернета. Кликните «Вечерний Владивосток», «Правду Кавказа» или «Армянские вести», прочтите, что писали там о моих премьерах, а потом уж или радуйтесь, или скрежещите зубами…

Впрочем, «Одноклассница» добралась вскоре до столицы. Я где-то столкнулся с главным режиссером театра Российской армии Борисом Морозовым.

– Есть что-нибудь новенькое? – спросил он.

– Есть кое-что… – ответил я, соображая, почему не показал ему «Одноклассницу» раньше.

– Пришли!

Придя домой, я тут же отправил пьесу. А не показал я «Одноклассницу» раньше из-за того, что там довольно иронически изображен военкомовский чиновник, он приносит парализованному ветерану Афгана к сорокалетию протезы, сначала – руку, потом – ногу. Я решил: военные все равно не пропустят. Но вежливые люди в погонах оказались гораздо терпимее к инакомыслию, нежели наши либеральные худрантье. Кстати, с Борисом Афанасьевичем Морозовым в начале нулевых я вел переговоры о постановке «Халам-бунду». Он взял у меня пьесу, а позвонил через полгода, когда уже шли репетиции на сцене МХАТа им. Горького, и поезд, как говорится, ушел. Итак, вечером того же дня я отправил ему «Одноклассницу», а рано утром раздался звонок, и я услышал голос Морозова:

– Никому больше не отдавайте! Начинаю репетиции. Я двадцать пять лет после «Смотрите, кто пришел!» не ставил современных пьес. Ждал. И дождался…