В ожидании сердца (Пьесы)

МИХАИЛ. Виноват, товарищ…

НАДЯ. Лейтенант.

ЭДИК. Бред какой-то!

МИХАИЛ (протягивая руку). Капитан третьего ранга Стороженко. Охрана президента.

НАДЯ. Врешь! (Отталкивает его руку стволом винтовки.)

МИХАИЛ. Смотри!

Он достает из кармана удостоверение, раскрывает, показывает издали.

НАДЯ. Стой, где стоишь!

Она вскидывает винтовку и, глядя в окуляр, читает.

НАДЯ. «Капитан третьего ранга Стороженко Михаил Иванович. Воинская часть…» Верно! А мне дали вводную, что тут база наркодилеров.

МИХАИЛ. И какую задачу поставили?

НАДЯ. Зачистить, а чемоданчик с героином забрать.

ЭДИК. Как зачистить?

НАДЯ. Как… как ты тараканов.

ЭДИК. Но мы же не тараканы!

СОНЯ. Ты уверен?

МИХАИЛ. Кто приказал?

НАДЯ. Генерал Строев.

МИХАИЛ. Так и знал. Сволочь! (Жене.) А ты, дура: «Канары!» Канарейка!

Загорается экран, на котором возникает генерал Строев.

СТРОЕВ. Да, приказал. И почему сразу – сволочь? Сами виноваты. А ты, лейтенант, в чем дело? Надо было стрелять прямо из люльки?! Я дал четкие инструкции.

НАДЯ. В квартире задымление. Боялась снять не того…

СТРОЕВ. Ты плохо слышишь, лейтенант? Я же сказал: в случае трудностей с идентификацией нейтрализовать всех находящихся в помещении.

НАДЯ. И этих?

СТРОЕВ. Всех.

ЭДИК. И меня?

СТРОЕВ. Всех.

ЭДИК. Но я ее муж.

НАДЯ. Я с тобой развожусь.

СТРОЕВ. Правильно, «вдова» звучит лучше, чем «разведенная». Работайте!

МИХАИЛ. А шума не боитесь?

СТРОЕВ. Нет. Винтовка с новейшим глушителем. Стреляет – как шепчет.

МИХАИЛ. Я про другое. Расстрел семьи офицера охраны президента. Шум в прессе. Журналистские расследования…

СТРОЕВ. Майор, что за кадетская наивность? Пресса – как дрессированная собака: приносит в зубах только то, что ей бросили. Ну, взорвется в квартире газ. Бывает. Лейтенант, после зачистки чемоданчик отдадите мне. Работайте!

НАДЯ (показывает на мужа). А с ним-то что делать?

СТРОЕВ. На ваше усмотрение.

Отключается. Все молча глядят на потемневший экран.

НАДЯ (толкая мужа винтовкой). Догулялся?

ЭДИК. Надюша, я буду верен тебе, как пес!

НАДЯ. Как кобель… Я же предупреждала: поймаю – убью!

МИХАИЛ. И ты тоже?

ЭДИК. Наденька, клянусь, я морил здесь тараканов. Я тебя люблю!

НАДЯ (мужу). Голым травил?

СОНЯ. Это я предложила Эдуарду Семеновичу после работы воспользоваться нашим душем.

МИХАИЛ. И моим полотенцем?

НАДЯ. Вы им верите?

МИХАИЛ. Что я, контуженый?!

СОНЯ. Ну почему вы такие недоверчивые? Он мне совершенно не нравится. У него… зубов не хватает!

НАДЯ (мужу). Не стыдно? Уже и посторонние замечают. Говорила: сходи к дантисту! (Соне.) А вас никто не заставлял к чужому мужу в рот заглядывать.

ЭДИК. Наденька, это очень дорого! У них пломбы, наверное, из платины. А эти страшные бормашины! Зачем меня бурить? Разве я нефтяная скважина? Еще подсовывают договор.

НАДЯ. Сейчас везде договоры. И я подписала, когда сюда шла. Иначе бухгалтерия не пропустит.

ЭДИК. Ты почитай этот договор. Они не несут никакой ответственности, даже если я умру в кресле от болевого шока.

МИХАИЛ. Врачи и власть у нас никогда ни в чем не виноваты. (Наде.) Как ты живешь с этим занудой?

НАДЯ (мечтательно). Раньше он таким не был. Мы познакомились, когда я еще на лыжах бегала. Парни в команде хорошие, но скучные. Поговорить не о чем. Ну я в тренера и влюбилась… женатого.

СОНЯ. Самые лучшие мужики, наверное, рождаются женатыми.

МИХАИЛ. Не перебивай! Человек жизнь рассказывает.

НАДЯ. Я с тренировки возвращалась. Он подошел: «Вы Маргарита!» Я говорю: «Меня Надей зовут». А Эдик: «Не спорьте! Я ставлю Булгакова. У меня гениальный замысел: у Мастера будет семь Маргарит!»

МИХАИЛ. Гарем, что ли?

ЭДИК. Почему сразу гарем? Это метафора неисчерпаемости эроса, символ мятущегося мужского начала, когда одну женщину можно, словно луч света, разложить на семь цветов, как радугу…

МИХАИЛ. Вот и раскладывал бы лучи, а не чужих жен.

НАДЯ…Эдик предложил мне стать одной из Маргарит.

СОНЯ. Как обычно. Неужели согласилась?

НАДЯ. А вы бы отказались? Но спектакль он так и не поставил. Вообще-то меня тренер замуж звал, обещал развестись, но я не хотела разрушать семью. Сама без отца выросла. А Эдик так красиво про театр рассказывал! Сначала все хорошо было. Я выиграла чемпионат Европы, но сломала ногу и перешла на тренерскую. Эдик нашел спонсора и открыл в подвале театр «Экскрим».

СОНЯ. Значит, не врал про театр?

ЭДИК. Я не вру никогда. Без необходимости.

НАДЯ. Но зрители к нам мало ходили…

СОНЯ. Почему?

НАДЯ. Ну, как сказать… Не всем нравится, когда со сцены матерятся.

ЭДИК. Не матерятся, а используют экспрессивную лексику.

МИХАИЛ. Минуточку, значит, если ты в трамвае материшься, тебя повяжут, а если со сцены…

ЭДИК. Конечно! Ведь в трамвае вы ругаетесь из хулиганских побуждений, а со сцены из художественных.