В ожидании зимы

Под оглушительное беспрестанное чириканье воробьёв Цветанка кралась вдоль плетня. Солнце то выглядывало, слепя её, то пряталось за облаком; какая-то пичуга, пролетая над воровкой, капнула ей помётом на плечо.

– Вот зараза, – шёпотом выругалась та, погрозив кулаком в небо.

Народная примета гласила: «К счастью». Однако до единственно нужного ей счастья ещё предстояло добраться.

Муж Медвяны чинил на заднем дворе телегу, готовя её к скорому использованию, пожилой отец в меховой безрукавке похаживал вокруг него, давая ценные указания, а двое старших девочек развешивали на натянутой возле дома верёвке выстиранные вещи. Роста им для этого дела не хватало, но выручал широкий берёзовый чурбак.

Цветанка бесшумно скользнула на крыльцо и толкнула дверь, оставленную девочками приоткрытой. Ни одна половица не скрипнула под шагами воровки; свекровь Медвяны была занята купанием внука и не заметила её. Прислонившись к стене, Цветанка промокнула пот с лица чистым вышитым рушником, висевшим рядом.

Увидев её, кормившая грудью женщина вздрогнула и застыла. Её глаза под низко надетым повойником округлились от испуга, но ребёнка она держала по-прежнему крепко. Цветанка всмотрелась в детское личико: не дочку ли Нежаны она кормила? Все новорождённые дети казались на одно лицо, да и не успела она хорошенько рассмотреть малышку, чтобы узнать её сейчас. Из люльки доносились покряхтывания и писк другого младенца.

– Здравствуй, Медвяна, – вполголоса обратилась воровка к женщине. – Вам тут давеча ребёночка подкинули… Так вот, моя это дочка. Отдать вам её придётся. Мать у неё померла в родах, вот и пришлось мне искать для неё семью… А тут кормилица нашлась, так что забираю я её обратно. Уж простите.

Женщина защищающим движением прижала к себе ребёнка, отгораживая его руками, и подалась назад.

– Чужой ты… Не из наших мест, никогда тебя прежде не видела. Откуда моё имя знаешь? – дрожащим шёпотом спросила она.

– Так муж твой и назвал, когда кликал тебя в то утро, выйдя на крыльцо, – улыбнулась Цветанка. – Подь, мол, сюды, Медвяна, тут подкидышка оставили… Оттого и знаю. А ты своё дитя в то время кормила, а дочки твои старшие смотрели.

Женщина понемногу отходила от испуга – заморгала растерянно. Цветанка старалась говорить с нею мягко, по-доброму.

– Да, так всё и было, – пробормотала Медвяна. – Так значит, ты – отец? Мальчишка ещё совсем сам-то…

Цветанка не стала её разубеждать и что-то объяснять. Времени на разговор оставалось всё меньше: в любой миг могли войти.

– Да моя она, моя, – зашептала она, вкладывая в свои слова всё, что теснилось у неё в груди, но не могло пробиться к посуровевшим и колко смотревшим, пересохшим глазам. – Свет она мой в окошке. Пойми ты своим материнским, бабьим сердцем: не жить мне без неё. У тебя своих ребят – семеро по лавкам, а у меня она – одна-единственная.

Большие, медово-карие глаза Медвяны наполнились слезами, а яркие, полнокровные губы затряслись. Она не могла наглядеться на дитя напоследок.

– От груди хоть не отрывай, окаянный, – всхлипнула она. – Дай докормить!

– У кормилицы молока полно, она и докормит, – вынуждена была настоять Цветанка. И добавила мягче: – Спешу я, бабонька.

Медвяна медленно, не сводя покрасневших мокрых глаз с личика девочки, протянула её Цветанке.

– Ну, ин ладно… Хоть и прикипели мы сердцем к дитятку, но родная кровь – она и есть родная кровь. Ты, это… – Женщина плаксиво шмыгнула носом, подобрала слёзы вышитым рукавом. – Молодой ещё… Того и гляди – мачеху ей вскорости найдёшь… Невзлюбит она чужое дитё – ох, несладко бедняжечке придётся…

– Ты, баба, глупостей-то наперёд не выдумывай, – сурово отрезала, нахмурившись, Цветанка. – Не будет у неё никакой мачехи.

На пороге появилась свекровь, неся на руках завёрнутого в полотенце мальчика и ласково кудахча:

– Вот ты у нас какой чистенький, вот какой хорошенький… – И, увидев Цветанку с малышкой на руках, испугалась: – Ой, а это кто? И почто он Найдёнку нашу держит?

– Светланой её зовут, – сказала воровка, чувствуя, как пустота в груди заполняется тёплой, счастливой тяжестью.

Имя озарило её только что, единственно правильное и журавлино-крылатое, склеив осколки её сердца. Нет, не походила малышка на Бажена, она была вылитая мать – Нежана.

– Прощай, Медвяна. Прощай и ты, мамаша, – поклонилась Цветанка женщинам.

Вышла она не через калитку, а на глазах у потрясённых девочек перемахнула через плетень по невидимым ступенькам и понеслась домой. Весна разворачивала у неё за плечами крылья из радости, свежести небес, звонкого лесного покоя и пьянящего земляного духа от первых проталин, украшала ей голову венком из подснежниковой нежности. Девочка закричала было, но вскоре убаюкалась на бегу, а Цветанка, прикрывая её заячьим плащом, шептала:

– Светланка моя… Ты – мой свет в окошке. Никому тебя не отдам.

________________

22 лютовей – здесь: январь

23 молодка – недавно вышедшая замуж женщина

24 примерно 21,3 м

25 сечень – февраль

26 калкан – «панцирь» из плотной хрящевой ткани под кожей кабана

7. Тихая Роща