В ожидании зимы

– Нет, государыня… Я не могу так. Наверно, я ещё маленькая и не понимаю. Коли любишь меня, то люби, а ежели её ты любишь более, то и ступай к ней… Выбери кого-то одного! Я не могу делить тебя с нею. Мне нужна вся твоя любовь, а не половинка!

Наверное, все Белые горы по своей высоте и протяжённости не могли сравниться с тем количеством терпения, которое требовалось сейчас Лесияре. На неё накатила вдруг такая усталость, что губы сами сомкнулись и долго не могли открыться. Щёлкнув пальцами, она подозвала служанку и знаком показала: «Принеси выпить». Та кивнула, поклонилась и уже устремилась исполнять поручение, но Лесияра задержала её.

– Покрепче, – удалось выговорить ей.

Поднос с кубком и кувшином, полным хмельного мёда, встал на стол. Лесияра налила полный кубок и выпила не отрываясь.

– Я тоже хочу, – заявила Любима.

– Тебе ещё рановато, – кашлянула княгиня, присаживаясь рядом с нею снова. – Выбирать, говоришь? А я не могу выбрать, доченька. Вы обе дороги мне, и я не могу отказаться ни от тебя, ни от Жданы… И не проси, мне не осилить такого выбора. Ты знаешь, милая, мне ведь уже очень много лет… И с каждым годом я отнюдь не молодею. Ты видела Тихую Рощу, куда уходят все дочери Лалады, когда наступает их час?

Любима с каждым словом Лесияры, срывавшимся тихо и печально, как осенний лист, становилась всё испуганнее и тревожнее. При упоминании Тихой Рощи она кивнула, приподнявшись на локте.

– Так вот… – Лесияра погладила дочь по волосам, поправила тряпицу у неё на лбу. – Не за горами и мой час, милая. А ежели я потеряю кого-то из вас – тебя или Ждану – мне не жить после этого ни дня. Это выше моих сил. От страстей и печалей тоже устают… А в Тихой Роще – покой. Тело принимает в себя дерево, а душа уходит в светлый чертог, где нет всех этих терзаний, где только свет Лалады и больше ничего. Наверно, я пойду туда, прижмусь к сосне и успокоюсь навсегда. Иногда я так устаю, что именно этого мне и хочется…

Глаза Любимы медленно наполнились слезами, губы скривились и задрожали. В очередной раз сев в постели и махнув рукой на снова упавшую тряпицу, она расплакалась.

– Нет, государыня… Нет… Я не хочу так… Ты будешь там стоять всё время и молчать… И не придёшь больше ко мне, – горько сотрясаясь от рыданий на груди Лесияры, сокрушалась она. – И не расскажешь сказку…

– Увы, моя ненаглядная… Из Тихой Рощи обратной дороги уже нет, – промолвила княгиня, плывя на волне завораживающей и умиротворяющей задумчивости, всегда накатывавшей на неё при мыслях о самом тихом месте в Белых горах – месте вечного упокоения. – А сказки тебе будут сниться в снах. Ещё долго-долго будут сниться… А потом настанет День поминовения, и ты ко мне придёшь… Уронишь слезинку и разбудишь меня, а потом распечатаешь мои уста поцелуем, и я смогу рассказать тебе сказку… У меня будут руки-ветки… Я покачаю тебя на них, и ты уснёшь сладко-сладко.

– Нет, нет, – окончательно разрыдалась Любима, изо всех сил обнимая Лесияру за шею и прижимаясь мокрым от слёз личиком к её лицу. – Я так не хочу… Не уходи, государыня, я буду хорошо себя вести… Никогда больше не буду озорничать… Я буду хорошей… Я не стану тебя больше огорчать! Только не уходи туда, пожалуйста-а-а!..

– Любима, ну что ты, – опомнившись от горьких и громких рыданий дочери, растрогалась Лесияра. – Я не говорю, что это будет прямо сейчас. Конечно, нет, радость моя. Но когда-нибудь, рано или поздно, туда все уходят. Когда уйду я, ты будешь уже совсем взрослая… И будешь понимать, что так устроен мир… И что плакать об упокоенных не надобно…

– Не уходи никогда, государыня, – убивалась Любима, покрывая мокрыми, солёными поцелуями всё лицо княгини. – И я тебя никогда не покину… Правда сказала, что я влюблюсь и стану чьей-нибудь женой… Но я не хочу! Я не стану влюбляться и становиться женой… Я хочу быть с тобой всегда…

– Доченька, это ты сейчас так думаешь, – не удержалась от короткого грустного смешка Лесияра, подставляя губы под поцелуи. – Вот погоди, пройдёт несколько лет, и всё изменится. Вырастают и создают семью все… Потому что невозможно прожить без любимого человека. Твоя матушка была моей любимой женщиной, родившей мне вас, моих дочерей – Светолику, Огнеславу, Лебедяну и тебя, моё сокровище. Она ушла к Лаладе, ей там хорошо и спокойно… Я не знаю, как получилось, что в моём сердце поселилась вторая звезда, но она там поселилась. Она – последняя, больше у меня никого не будет. Я не могу без неё, как нельзя жить без души и сердца… Без неё мои руки станут сосновыми ветвями, а волосы – зелёной хвоей. А если у меня отнять тебя, я не смогу больше дышать, и моя грудь одеревенеет и покроется корой. Не мучь меня, милая, не проси выбирать: вы обе для меня дороже всех на свете. Вы – самое драгоценное из всего, что у меня когда-либо было, есть и будет.

– Не уходи в Тихую Рощу, государыня, прошу тебя, – негромко и устало всхлипывала княжна, положив голову на плечо Лесияры. – Я очень тебя люблю и тоже без тебя не могу…