В ожидании зимы

Перед тем как отправиться к Искрену, Лесияра велела разыскать и доставить во дворец мастерицу золотых дел Искру. Предлог для встречи был прост: заказ украшений. Не прошло и часа, как перед княгиней предстала женщина-кошка с редким в Белых горах карим цветом глаз. Лесияре было достаточно одного взгляда на неё, чтобы понять свою дочь: в зрачках Искры янтарно мерцала терпкая, как горький отвар яснень-травы, страсть – впрочем, страсть сдержанная, укрытая внешней скромностью пушистых ресниц. Бархатный изгиб густых и красивых бровей также смягчал этот огонь земных недр, а вот небольшие суровые складочки у губ накладывали отпечаток потаённой печали на это прекрасное и ясное, как летняя заря, лицо. Может быть, эти губы и могли бы поведать о кручине, снедавшей их обладательницу, если бы не были твёрдо сомкнуты. Высокая и статная, как и все дочери Лалады, Искра распространяла вокруг себя солнечно-тёплое веяние земной силы, очень мягкой и незлобивой, но отнюдь не робкой. Держалась мастерица с достоинством. Сняв перед княгиней шапку, она блеснула изящной выбритой головой, и на плечо ей упала, размотавшись, шелковисто лоснящаяся коса цвета тёмного собольего меха: мастерицы золотых дел носили ту же причёску, что и оружейницы.

– Доброго здравия тебе, государыня, – молвила Искра. – Я явилась по твоему зову. Что тебе угодно заказать: ожерелье, перстень али, быть может, серёжки?

Голос её согревал и слух, и сердце пушисто-кротким прикосновением, и губы Лесияры смягчила тень улыбки… Наверно, и Лебедяна была очарована этим звуком. Ласковое, умытое ночным дождём рассветное небо вполовину так не радовало и не умиротворяло, как один только взгляд в лицо Искры. Но эта доброта и мягкость произрастала на твёрдой сердцевине: большие, налитые тугой мощью Огуни руки мастерицы поставили на столик резную шкатулку, отперли замок крошечным ключиком и откинули крышку, явив взору княгини переливчатый блеск сокровищ Белогорской земли. Драгоценные камни разных размеров, огранки и цвета сверкали на шёлковой подложке, отбрасывая радужный отсвет на спокойное лицо женщины-кошки.

– Вот, госпожа моя, изволь выбрать камень.

– Дай-ка мне прежде руку твою посмотреть, – попросила княгиня, мельком взглянув на содержимое шкатулки.

– Изволь, государыня, – невозмутимо повиновалась Искра.

Лесияра оценила железную твёрдость пожатия этой руки и восхитилась дышащим, живым волшебством, которое текло в тугих шнурах жил под кожей. Эти пальцы были способны взять раскалённое золото и вытянуть его в тончайшую проволоку, из коей впоследствии плелось затейливое кружево скани; без всякой снасти, одной лишь своей чудесной силой они снимали всё лишнее с самородка, превращая его в благородный и изысканный драгоценный камень. А как, наверно, сладка была тяжесть этой руки для плечика возлюбленной!.. Пусть эти пальцы, легко побеждавшие твёрдость камней и обращавшиеся с золотом и серебром, как с глиной, выглядели не слишком приспособленными к любовным ласкам, но и неуклюжая нежность обладала своим очарованием. Лесияра представила свою дочь в объятиях Искры и ощутила сердцем пронзительно-светлую тоску. Эти двое были рождены друг для друга, но по нелепой ошибке встретились слишком поздно. Только Искра могла спасти Лебедяну, вернув ей молодость и продлив её жизнь силой своей любви, помноженной на силу Лалады.

«Нет, любить никогда не поздно, – шепнул Лесияре внутренний голос. – Пусть и горек плод такой любви». При мысли о зяте брови княгини отяжелели от печали. Искрен был ни в чём не повинен, но и ему предстояло хлебнуть из этого горького кубка. Главный же вопрос – как справится с этим Лебедяна? Что окажется тяжелее на весах её совести – супружеский долг или собственная жизнь, над которой нависла угроза преждевременного конца?

– Хороши твои руки, – промолвила Лесияра. – Их произведения достойны украшать княгинь.

Искра поклонилась, приняв хвалу сдержанно и скромно. А Лесияра, перебирая образцы в шкатулке, остановила свой выбор на камне спокойного дымчато-коричневого цвета. Под одним углом он казался мутноватым, словно состоящим из застывшего дыма, а под другим, поймав луч света, отзывался тёплыми янтарными искорками.

– Как называется сей самоцвет? – спросила княгиня.

– Его называют хрусталь-смазень, государыня, – ответила Искра. – Это не самый дорогой камень, он считается полудрагоценным. Может быть, подберём что-то более достойное? Для кого украшение-то делать будем?

– Я хочу подарить моей младшей внучке Злате ожерелье и серёжки, – сказала Лесияра, исподтишка следя за выражением лица мастерицы. – Она сейчас ещё мала, чтоб носить украшения, поэтому делать будем на вырост. А самоцвет сей я выбрала, потому что он точь-в-точь подходит под цвет её глаз.

Этот «пробный камень» не вызвал волнения в озере мягкого спокойствия Искры. Видимо, она не знала, о ком шла речь. Лесияра пояснила: