— А ты поставил на лед ящики или что-то в этом роде.
— Пластмассовые ящики из-под молока. Я поставил их друг на друга, а ты держалась за них и пыталась скользить по льду. Но потом они тебе надоели. Ты захотела кататься сама. Ты падала, я подбегал к тебе, чтобы помочь подняться, и ты ужасно злилась. Ты хотела научиться вставать сама. Кататься на коньках, плавать, особенно — кататься на санках.
Последние слова вырвались раньше, прежде чем Майк успел сообразить, что только что сказал, и он тут же пожалел о них.
Но все было в порядке. Они не испугали ее. Сара по-прежнему смотрела на деревья, и в глазах у нее стояло мечтательное, отсутствующее выражение, словно воспоминания чередой текли перед ее мысленным взором.
— Но потом у меня стало получаться лучше.
— Да, — согласился Майк, — намного лучше.
— И мы с тобой играли на катке. Ты поднимал меня на руки, и мы катались.
По спине у Майка пробежал холодок. Его охватило желание заговорить, подтолкнуть ее, но он боялся сказать или сделать что-то, что порвет тоненькую ниточку, связавшую ее с этими смутными воспоминаниями детства.
— Ты держал меня на руках, а я выкрикивала всякие имена, — продолжала Сара. — И это были глупые имена, правильно? Голодная Гусеница или что-то в этом роде.
Майк проглотил комок в горле.
— Да, что-то в этом роде.
Сара медленно кивнула, вновь погрузившись в то время, когда они еще были вместе.
— Да, — повторила она и застенчиво улыбнулась. — Я помню.