Очень жаль И<ванова> как поэта; как человек — он был «трудный и сложный», много напутал в жизни и сделал себе много врагов, — но теперь как раз эта сторона отошла, остались только стихи.
Интересно будет увидеть его новую, сейчас уже посмертную, книгу.
В Париже среди русских литераторов было поветрие болезней: были оперированы Софья Прегель и С. Маковский (в его годы — 81 г.), к счастью, операции (аппендицит и гнойный аппендицит Маковского) прошли хорошо, и теперь они поправляются.
Был здесь проездом Ю. Иваск, но занимался и говорил больше о литературных архивах[222]
, чем об «О<пытах>» и литературе, т<ак> ч<то> впечатление у нас о нем осталось смутное.«Опыты» слишком удалены от Парижа, чтобы стать, как «Числа», «своим журналом», благодаря чему они «ни то ни се» — не «просто журнал», как, например, скучный «Н<овый> ж<урнал>» или гнусное «Возрождение», и не «настоящий литературный ж<урна>л», которым они могли бы стать, — какой-то не вполне воплотившийся эстетический опыт!
Я тоже перечитал недавно Гончарова («Обрыв») — и был многим разочарован. Чего-то весьма существенного Г<ончарову> не хватает, — думаю, как раз «писательской органичности», говоря попросту — таланта.
В Париже сейчас еще «летний сезон» — до конца сентября, нет ничего нового.
Желаю Вам всего доброго. И<рина> Н<иколаевна> передает Вам привет.
Ваш Ю. Терапиано
42
9. XI.58
Дорогой Владимир Федорович,
Наконец комитет «Рифмы» образовался и приступил к действию. Вчера сдал Вашу рукопись, она вскоре пойдет в набор.
Выйдут две книги покойных — находившиеся давно в печати; книга Раисы Блох (погибла в депортации) и И. Яссен, а затем — Ваша. Книга Р. Блох готова, это вопрос дней, книга Яссен — должна быть готова в декабре, т<ак> что Ваша — в начале 1959 года. (Ошибку исправил).
Какая ужасная история с Пастернаком! И он был неосторожен: ведь знал же, с кем имеет дело, когда передавал за границу свою рукопись. Напечатать хочется каждому; но он ведь имел уже в 1956 г. письмо от редакции «Нового мира», с детальнейшим разбором, так что у него не могло оставаться сомнений в том, как большевики будут относиться к его книге. (Опубликовано это письмо в «Лит<ературной> газете» от 25/Х.)
А эмиграция, с своей стороны, выявила всю «контрреволюцию», которая содержится в «Д<окторе> Ж<иваго>». В результате пришлось каяться и просить позволить остаться в России, т. е. верх унижения и несчастья. Что именно заставило — можно только гадать (семья? судьба сыновей? прямая угроза лично ему?). Конечно, я рассматриваю это в плане отношения к человеку. В плане же политическом ход с Н<обелевской> премией дал, что должен был дать — международный скандал, и еще раз подтвердил, какие в «свободной» СССР существуют порядки. Впрочем, только самые наивные иностранцы могли в этом сомневаться и раньше. В общем, все здесь жалеют П<астернака> и находят, что его положение воистину ужасное.
Что же касается до оценки романа, французская критика находит в нем ряд недостатков с точки зрения композиции романа, обнаруживающих, что автор — поэт, а не прозаик, но, наряду с этим, отмечают ряд замечательных образов (особенно — природа и человек) и в общем считают произведение «замечательным», «заслуживающим премии».
Я не читал французского текста, хотя мог бы. Говорят (читавшие), что перевод сделан не блестяще и чувствуется, что это «перевод с перевода». (Я жду русского текста.)
Еще хуже — перевод, сделанный в Голландии группой каких-то «Ди-Пи» с италианского на русский — там уже просто не пастернаковский язык, а «дипийский».
В «Н<овом> р<усском> с<лове>» объявлено о печатании (предстоящем, с 10/Х) «Д<октора> Ж<иваго>» — интересно, с подлинника ли (находящегося у италианского издателя и якобы уступленного им — для печатания по-русски — Batakany) или же это та же дипийская версия, которую повторяет «Н<овое> р<усское> с<лово>»?
В книге Г. И<ванова> (выпущенной «Н<овым> ж<урналом>» с ужасной — по содержанию и по языку статьей Р. Гуля — кому нужно его «предисловие» к стихам Г. И<ванова>?), между прочим, хорошо стихотворение, посвященное Вам[223]
. (Написал об этой книге и «покрыл» Гуля: «Эти (и подобные им) прекрасные стихотворения Г. И<ванова>, — пишет он, — ввергают многих в состояние одеревенения с обвинениями поэта в зауми».)Вот уже около месяца в нашем «Доме» живет И. Одоевцева[224]
.Относительно болезни, от которой умер Иванов, — полная путаница. Сначала говорили: «сироз» («цироз» по-русски, т. е. окаменение печени), затем — «рак крови»; Одоевцева уверяет, что И<ванов> умер от «болезни сердца», «при которой очень вредно было жить на юге», в общем — понять нельзя, да теперь — и все равно!
Интересно будет знать Ваше отношение к последней книге.