В памяти навечно…

В Успенском заводе я прожил несколько дней и внимательно наблюдал каторжное население, по-сибирски – варнаков. Ничего особенного – люди как люди, хотя большинство попадавшихся физиономий не местного происхождения – такие лица попадаются только в коренной России, под Москвой или на Волге. «Желторотые» сибиряки красотой не блещут.

– У нас тут всякого жита по лопате, – говорил мастеровой с фабрики. – Со всей Расеи народ согнат… Все мы варначата, потому либо отец варнак, либо мать варначка, а у других дедушко или баушка.

Мне очень хотелось познакомиться с архивом, оставшимся после каторги, но он перевезен в Тюмень. В мои руки случайно попался список каторжан, сделанный по архивным документам одним любителем. Этот скорбный лист занимал десятки страниц, и я с особенным вниманием просматривал его – под этими фамилиями, датами и цифрами похоронено было столько ужасов… Но из разрозненных явлений и случаев постепенно выступали некоторые общие мотивы, для которых я и сделал выписки. Прежде всего, выделились такие преступления, которые более не существуют: преступления против помещичьей власти, нарушение соляного акциза, неисполнение разного воинского артикула и т. д. Остальные преступления хотя и носили общий характер – воровство, поджог, грабеж, разбой, всевозможные формы душегубства, но всё это имело своей подкладкой жестокий крепостной режим. Именно здесь, в этой архивной пыли, воочию можно было видеть то вопиющее зло, которое наполняло до краев тогдашнюю жизнь, и каторга являлась только продолжением нормального существования. Мы слышали такой отзыв от одного варнака, что они только здесь, на каторге, «впервые увидели свет» и возблагодарили бога за избавление от крепостного житья.

В списке было пометено 950 каторжан, из них 20 женщин.

Рассматривая состав бабьих каторжных грехов, мы нашли, что половину их составлял поджог – это легкое средство мести бессильного и бесправного человека. Большинство поджигательниц – крепостные: Евдокия Опечуркова, 35 лет – за поджог 5 лет каторги и 50 розог; Ксения Борисова, 17 лет – за подстрекательство к поджогу дома своего помещика 5 лет каторги и 100 розог; Анисья Грабинская, 25 л. – 4 года каторги и 30 плетей; Василиса Исидорова, 30 л. – 4 года каторги и 30 плетей; Василиса Лаптева, 18 л.– 3 года каторги и 35 плетей; Василиса Сидорова, 30 л.– 4 года каторги и 30 плетей; Вера Ильина, дворовая девка, 22 лет – 3 года каторги и 35 плетей. Целых три крепостных Василисы… Сюда же попала крепостная крестьянка Анна Пладде, она же Циммерман, 18 лет – за поджог 2 года каторги и 40 розог. Из некрепостных поджигательниц занесены в список всего две: крестьянка Пелагея Кручинина, 27 лет, и крестьянка Евдокия Ильина, 30 лет. Дальше следуют убийцы: Екатерина Нестерова, 23 лет, солдатка – за детоубийство 4 года каторги и 15 плетей; Ксения Шестакова, кр., 44 лет – за убийство 19 лет каторги и 10 кнутов; Аполлинария Иванова, кр., 30 лет – за отравление мужа 38 лет каторги и 5 кнутов; Марианна Гринич, крестьянка, католичка, 35 лет – за убийство дочери 4 года каторги. За кражу со взломом всего две женщины: Марианна Маевская, мешанка, 40 лет – 4 года каторги, и Наталья Васильева, кр., 50 лет – 2 года каторги и 20 розог. Отдельно стоят в этом списке две преступницы: Анжелика Чувашева, вдова подполковника, 60 лет, католичка – 5 лет каторги «неизвестно за что», и Мария Рубленова, кр., 25 лет – «за ограбление у помещика своего денег с насилием и укушением пальцев его» 5 лет каторги и 40 плетей. Этот скорбный лист заключается двумя женщинами-бродягами: Ольга Васильева (она же Рыбицкая), 41 года, православная – «за кражу младенца и название себя еврейкой, а младенца сыном и принятие второго крещения» 5 лет каторги, и просто «Матрона»– бродяга, 30 лет, православная,– «за бродяжничество и сокрытие своего звания» 4 года каторги и 40 розог. Заметьте, как тепло звучит у этих несчастных бродяг: православная – всё потеряно, даже имя, но осталось это одно.

Список относится к 1850-м годам и к началу 1860-х. Преступления, особенно поджог, дают основание предположить самозащиту или месть, а так как большинство преступниц все молодые, то можно подозревать здесь самые обыкновенные жертвы помещичьего темперамента… Это так же просто и естественно, как то, что молодая солдатка Нестерова прижила без мужа ребенка и со страху убила его. По части наказаний мы видим, что с бабами не церемонились: розги – самое легкое, а дальше следовали плети и даже кнут. Единственным преимуществом было то, что баб не наказывали шпицрутенами.

Переходим к списку мужчин, подавляющее превосходство которых в численном отношении бросается в глаза и сейчас.