До чего здорово чувствовать себя сильным и нужным людям! До чего хорошо, когда рядом такие же, как ты сам, романтики неба, а вообще-то обыкновенные парни сороковых годов.
Когда прибыли контейнеры с самолетами У-2, Ут-2 и технический состав, работа в школе закипела вовсю. Собирали самолеты на аэродроме, который располагался недалеко от аула. Конечно, никакого специального покрытия, никакой специально оборудованной полосы на аэродроме не было. Строений тоже никаких не было. Просто ставили контейнеры из-под самолетов и в них хранили имущество, Жили мы в спортзале, спали на двухъярусных койках, но никто не ныл, не жаловался на трудные условия быта: всех нас захватывала одна страсть, одно желание - поскорее услышать звук самолетных моторов!
В долине щебетали птицы, звучали голоса работающих у самолетов людей, но каждый из нас понимал: это - еще не аэродром, это - еще не школа летчиков! Вот когда запоют моторы - это будет жизнь, это будет музыка!
Часто приезжал на аэродром начальник школы полковник Попов - среднего роста, коренастый, спокойный, немногословный. В недавнем прошлом он был летчиком-испытателем при одном из военных заводов. И вот теперь принял под свое командование летную школу. Мы полюбили Попова как-то сразу, за искренность за чуткость, которую он оказывал каждому, с кем приходилось ему встречаться. Беседуя с нами, Попов, улыбаясь, говорил:
- Ничего, еще немножко - и наступит веселая жизнь!
При словах "веселая жизнь" лицо его оживлялось, серые глаза светились лукавством - чувствовалось, что Попов, как и мы, живет небом, что он, как и мы, истосковался по самолету. Подходя к техникам, он обычно торопливо бросал: "Работайте, работайте, товарищи! На меня не обращайте внимания!". А сам, как бы между прочим, то с одним, то с другим поговорит, посочувствует, выслушает пожелания, просьбы, иной раз и сам поможет, где надо подставит вместе с другими плечо под тяжелый самолетный мотор.
Так же, как и Попов, на аэродроме почти всегда находился комиссар Аристархов. Он тоже помогал нам и словом и делом.
Выходных для нас не существовало, свободного времени не было. Разве что те недолгие часы, когда шумной веселой гурьбой ходили мы в баню. Для этого надо было взобраться на гору, метров на 900 выше нашего гарнизона - там приютился небольшой грузинский городок Сигнах. Идти в гору по тропинке было трудно и непривычно. Мы подталкивали друг друга, шутили. А в городе на нас удивленно смотрели люди; с почтением рассматривали мужчины, диковато, с любопытством косились женщины. Военные под Сигнахом появились совсем недавно, и местные жители еще не привыкли к нашей форме, к нашему языку. Да и мы тоже не понимали ни слова из того, о чем они говорили.
Но вскоре все мы приобрели учебник грузинского языка и через некоторое время где словами, где жестами, могли довольно сносно объясняться и разговаривать с местными жителями. Теперь, когда мальчишки вслед нам кричали: "Гамарджоба, летчики!" - мы понимали, это означает: "Здравствуйте, летчики!".
Вскоре, нам присвоили воинские звания. Тем, кто был постарше возрастом, старшинское. Мне и сверстникам моим - старшего сержанта.
Мы сдали зачеты и приступили к полетам на Ут-2. Теперь над долиной не смолкал рокот авиационных моторов, а в небе, потеснив орлов, кружились самолеты. Началась, как говорил полковник Попов, веселая жизнь, которая была всем нам очень по душе.
Уставали мы страшно, но зато в короткое время восстановили уровень летной подготовки и были готовы к обучению курсантов.
Политзанятия с нами проводил комиссар Аристархов. Каждый день задумчиво глядя на карту Европы, он неторопливо рассказывал нам о событиях, происходящих в мире. Все чаще на политзанятиях звучало слово "Германия". Площадь Германии постепенно, как чернильное пятно, расползалась по Европе и уже поглотила такие страны как Чехословакия, Австрия, Польша...
На политзанятиях между нами вспыхивали жаркие споры насчет советско-германского пакта о ненападении, возникали разные вопросы и в душе каждого был какой-то горький осадок неясности и тревоги. Конечно, тревога та была далека от боязни или чего-нибудь подобного. Молодые, уверенные в себе и в технике, доверенной нам, мы беззаветно верили в силу и несокрушимость Красной Армии и Военно-Морского Флота.
Наш учебный аэродром был расположен в нескольких километрах юго-восточнее Цнорис-Цхали, в Алазанской долине. Летное поле было покрыто ковром зеленых трав, которые в середине лета выгорали и становились желто-бурыми, жесткими, а грунт - твердым, как камень, но не пыльным. Вдоль арыков, обрамлявших аэродром с севера и запада, стояли высокие пирамидальные тополя, кипарисы, тянулись виноградники.
В этой долине, рядом с арыками и садами, располагались стоянки самолетов, штабные и эскадрильские помещения, сделанные из контейнеров и самолетных ящиков.