В Париже дорого умирать

Мария поняла, что либо она откроет дверь, либо потеряет сознание. И хотя она понимала, что легкое головокружение вызвано клаустрофобией, она отложила недокуренную сигарету, в надежде, что станет легче, и резко погасила ее в пепельнице. И ей действительно полегчало. Минуты на две. Голос Луазо продолжал журчать. Мария начала тихо ненавидеть его кабинет. Фотографии, отображавшие жизнь Луазо, его армейские снимки — более стройного и красивого, улыбающегося фотографу, словно говоря: «Это лучшее время нашей жизни — ни жены, ни ответственности». В кабинете все пропахло работой Луазо: она помнила запах коричневых картонных папок, в которых держали документы, и запах старых досье, принесенных сюда из подвала, где пролежали бог знает сколько лет. Они пахли старым уксусом. Должно быть, было что-то такое в бумагах, а может, в чернилах для снятия отпечатков пальцев.

— Он мерзкий тип, Мария, — продолжил Луазо. — Я бы даже сказал, гнусный. Он отвез трех юных немок в тот его чертов коттедж, рядом с Барбизоном. С парой своих так называемых друзей-художников. Они изнасиловали этих девочек, Мария, но я не смог уговорить потерпевших дать свидетельские показания. Он мерзкий парень. И таких, как он, в Париже слишком много.

Мария пожала плечами:

— Этим девицам не следовало туда ехать, они знали, на что шли. Молодые туристки за тем сюда и едут, чтобы их изнасиловали. Думают, это так романтично — быть изнасилованной в Париже.

— Двум из этих девочек было всего шестнадцать. Совсем дети. Третьей едва исполнилось восемнадцать. Они спросили у твоего дружка дорогу к отелю, а он предложил подвезти. Что случилось с нашим великим и прекрасным городом, что иностранка не может спросить дорогу, не рискуя быть изнасилованной?

На улице было холодно. Хотя еще лето, а ветер временами просто ледяной. «Зима с каждым годом приходит все раньше, — подумала Мария. — Мне тридцать два года, на дворе еще август, а листочки уже умирают, осыпаются, и их уносит ветер». Когда-то август был серединой лета, а теперь август — это начало осени. Скоро все времена года перемешаются, весна вообще не наступит, грядет вечная зима и безвременье.

— Да, — сказала Мария. — Именно так и будет.

И вздрогнула.

Глава 14

Лишь два дня спустя я снова увидел месье Датта. Курьер должен был прийти с минуты на минуту. Наверняка будет бурчать и требовать доклада о доме на авеню Фош. Стояло хмурое серое утро, но легкая дымка обещала жаркий день. В деловой активности «Пти-Лежьонер» наступило затишье — время завтрака уже прошло, а ленча еще не наступило. Полдюжины посетителей либо читали газеты, либо смотрели в окно, наблюдая, как водители спорят из-за мест для стоянки. Датт и оба Тастевена сидели за обычным столом, заставленным кофейниками, чашками и крошечными рюмочками кальвадоса. Двое таксистов играли в настольный футбол, вращая деревянных футболистов и гоняя шарик по зеленому полю коробки. Когда я спустился, чтобы позавтракать, месье Датт окликнул меня.

— Чертовски поздний подъем для молодого человека! — жизнерадостно воскликнул он. — Идите, присядьте с нами.

Я сел, недоумевая, с чего это Датт вдруг стал таким дружелюбным. За спиной игроки в футбол неожиданно завопили: шарик влетел в ворота и со звоном упал в дырку, вызвав насмешливо-радостные возгласы.

— Я должен перед вами извиниться, — сказал Датт. — Но решил выдержать паузу в несколько дней, прежде чем принести свои извинения, чтобы дать вам возможность собраться с силами простить меня.

— Это санбенита[3] маловато, возьмите размер побольше, — сказал я.

Месье Датт открыл рот и слегка затрясся.

— У вас отличное чувство юмора, — заявил он, взяв себя в руки.

— Спасибо, — ответил я. — Вы тоже большой шутник.

Рот Датта искривился в улыбке, похожей на небрежно поглаженный воротничок.

— А, понимаю, о чем вы, — неожиданно сказал он и расхохотался. — Ха-ха-ха!

Мадам Тастевен тем временем разложила картонку для игры в «Монополию» и раздала карточки, обозначающие собственность, чтобы ускорить игру. Курьер должен был уже появиться, но возможность подобраться поближе к месье Датту стоила свеч.

— Отели на Лекурб и Бельвиль, — сказала мадам Тастевен.

— Вы всегда так делаете, — заметил Датт. — Почему бы вам вместо этого не купить железнодорожные станции?

Мы начали бросать кубик, и маленькие деревянные диски стали перемещаться по игровому полю, выплачивая ренту, отправляясь в тюрьму и рискуя, в точности как живые люди. «Разрушительный путь», — как выразилась мадам Тастевен.

— Такова жизнь, — сказал Датт. — Мы начинаем умирать с самого рождения.

Мне выпал шанс «Отремонтируйте все ваши дома» и пришлось выложить две с половиной тысячи франков за каждый дом. Это едва не сделало меня банкротом, но я выкарабкался. Я как раз успел поправить дела, как увидел на террасе курьера. Того же, что приходил в прошлый раз. Он не особо спешил. Прежде чем войти со мной в контакт, сел у стены и заказал кофе со сливками, исподволь изучая посетителей. Профессионал. Главное — выявить «хвосты» и избежать проблем. Меня он заметил, но не подал виду.