— Идите в тюрьму. Прямиком в тюрьму, не заходя на клетку «старт». Не получайте 20 000 франков.
Мой домовладелец рассмеялся, Датт ему вторил.
— Что скажут ваши пациенты? — воскликнул мой квартирный хозяин.
— Они очень снисходительны, — ответил Датт. Казалось, он очень серьезно относится к игре. Возможно, таким образом он получал больше удовольствия от процесса.
Я на цыпочках поднялся к себе. Отсюда открывался хороший вид на Париж. Через весь темный город тянулись красные неоновые артерии индустрии туризма от Пигаль через Монмартр до бульвара Сен-Мишель: незаживающая рана Парижа, которую он нанес себе сам.
Джо что-то прощебетал. Я прочел визитку Жана: «Жан-Поль Паскаль, художник».
— И большой друг принцев, — добавил я. Джо кивнул.
Глава 4
Двумя вечерами позже меня пригласили присоединиться к игре в «Монополию». Я скупил отели на улице Лекурб и заплатил ренту на Гар-дю-Нор. Старина Датт педантично сгреб игровые деньги и объяснил, почему мы разорились.
Когда только Датт оставался единственным платежеспособным, он отодвигал стул и, глубокомысленно кивая, укладывал деревяшки и картонки в коробку. Если бы в игре можно было покупать стариков, то Датт шел бы под маркировкой «Большой, Белый, Лысый». Глаза его за затемненными стеклами очков были влажными, а губы мягкими и яркими, как у девушки, а может, лишь казались таковыми на фоне белой кожи лица. Макушка как сверкающий купол, а волосы вокруг плеши седые, мягкие и пушистые, как облака вокруг вершины горы. Он практически не улыбался, но был доброжелательный, хоть и несколько занудный, как это частенько бывает с одинокими людьми обоих полов.
Мадам Тастевен, проиграв, удалилась на кухню готовить ужин.
Я предложил сигарету Датту и моему квартирному хозяину. Тастевен сигарету взял, а Датт отказался театральным жестом.
— Бессмысленное занятие, — изрек он и снова сделал движение головой, будто благословлял толпу в Бенаресе. Говорил он, как человек из высшего общества, и не из-за используемой лексики или правильного спряжения, а потому что он как бы выпевал слова в стиле «Комеди Франсез», тоном выделяя определенное слово и резко опуская интонацию на всей остальной фразе, словно выбрасывая окурок «Голуаз». — Бессмысленное занятие, — повторил он.
— Это удовольствие, — ответил Тастевен, попыхивая сигаретой. — Смысл тут ни при чем.
Голос у него напоминал ржавую газонокосилку.
— Погоня за удовольствиями — дорога в никуда, — сказал Датт. Он снял очки без оправы и, моргая, взглянул на меня.
— Это вы говорите, исходя из собственного опыта? — поинтересовался я.
— Я много чего в своей жизни делал, — ответил Датт. — А кое-что и дважды. Мне довелось пожить в восьми странах на четырех континентах, побывать и нищим, и вором. Бывал счастлив и несчастлив, богат и беден, бывал хозяином и бывал слугой.
— И секрет счастья в том, чтобы воздерживаться от курения? — съехидничал Тастевен.
— Секрет счастья — воздерживаться от желания, — поправил Датт.
— Если вы так думаете, то почему чуть ли не каждый день приходите в мой ресторан? — спросил Тастевен.
В этот момент вернулась мадам Тастевен с подносом, на котором стояли кофейник, тарелки с холодным цыпленком и заячьим паштетом.
— А вот вам и повод не курить, — сообщил Датт. — Я ни за что не позволил бы табаку портить вкус еды, которую тут подают. — Мадам Тастевен зарделась от удовольствия. — Иногда я думаю, что моя жизнь слишком уж идеальна. Мне нравится моя работа и никогда не надоедает, и я ем вашу восхитительную пишу. Просто идеальная жизнь.
— Вы потакаете своим желаниям, — заметил Тастевен.
— Возможно. Ну и что? А вы разве нет? Вы бы могли заработать куда больше, если бы работали в одном из этих трехзвездочных ресторанов, но вы предпочитаете управлять вот этим маленьким ресторанчиком, можно сказать, только для своих.
— Пожалуй, вы правы, — согласился Тастевен. — Я люблю готовить, и, по-моему, мои посетители ценят мою работу.
— И даже очень. Вы здравомыслящий человек. Это же сущая глупость — ежедневно ходить на работу, которая не нравится.
— Но, предположим, — вмешалась мадам Тастевен, — эта работа принесет много денег и позволит ему отойти от дел и заниматься чем угодно?