В Париже и вне Парижа

Но фиалка пахнет «не тем», если разобраться. Совершенно «не тем». Ведь у такой фиалки парижской мостовой, как экзистенсионализм. много разных обликов. У нас есть и свой патрон, раздутый рекламой псевдолитератор Сартр. Есть пьесы, которыми экзистенсионализм угощает публику в театре, есть книжки, которые доходят до читателя, есть журналисты, пытающиеся оказывать влияние через посредство прессы. Студент философского факультета Сорбонны рассказывал нам, что программа курса философии, по которой им читают лекции, охватывает всю историю философии до Гегеля, но уже без Гегеля, затем скачок прямо к Бергсону, затем опять провал — и с прошлого года в качестве философа, о котором читают лекции университетской молодежи, появился… Сартр. Блестяще построенная история философии!

А сама сартровская «философия» очень проста. Это та самая философия, которую можно извлечь из фильма «Манон», которую мы имели возможность оценить в не виденных нами на сцене, но прочитанных пьесах Сартра: человек один, человек бессилен, человек должен погибнуть. Незачем и не за что бороться, каждая вещь и каждое явление имеют лицо и изнанку, но вы можете их выворачивать как угодно, так и этак, — все равно от этого ничто не изменится. Философия гибнущего банкрота, философия моральной гнили. Конечно, можно бы сплюнуть и равнодушно пройти мимо этого патологического явления.

Но… «фиалка пахнет не тем».

Ибо следы этой «философии» вы найдете повсюду, наткнетесь на них на каждом шагу. Это та самая «мудрость», какую стараются внедрить в сознание народа, совсем недавно перенесшего ужасающую катастрофу, преданного правительством и попавшего под иго фашистской Германии. Ведь не так давно на свободную французскую землю беспрепятственно или, по крайней мере, почти беспрепятственно вступили гитлеровские орды; люди совершенно внезапно оказались под кровавой, жестокой и беспощадной оккупацией. Такие вещи не проходят без глубокого психического потрясения для всего народа.

Иное дело, когда ты знаешь, что на тебя напал враг, с которым ты борешься. Когда ты знаешь, что тысячи близких тебе людей борются рядом с тобой. Когда ты чувствуешь, что являешься частицей борющейся страны, народа, государства. Когда в самые трудные, грозные моменты ты ощущаешь за собой силу партии, народа, силу государства. Когда ты знаешь, что твое правительство с тобой и твоя партия с тобой, с тобой весь народ. И что далее тогда, когда стекла в московских окнах уже вздрагивали от приближающейся канонады, тут же в своем городе, со своим народом остается человек, которому ты веришь, которого ты любишь и который, ты твердо знаешь это, никогда тебя не покинет.

Одно дело — переживать войну таким образом. И другое — в один прекрасный день убедиться, что тебя, связанного по рукам и ногам, выдали на произвол врагу, что тебя предали, что тебе позорнейшим образом изменили, как это было во Франции.

Такого рода катастрофа по могла не оставить глубоких следов в сознании всего народа. И народ Франции в этом случае должен найти в себе силу, чтобы преодолеть эту травму. И все усилия сознательных людей, считающих службу народу своим долгом, должны быть направлены именно к этому.

Но во Франции положение осложняется тем, что эта страна переживает после освобождения новую катастрофу — американскую оккупацию. Мирную. На этот раз мирную, без взрывов бомб и ружейных залпов. Вместо того чтобы залечивать раны, подниматься духовно, материально, физически, страна по милости американских колонизаторов впадает во все более тяжкую нищету, обрекается на все большие трудности.

И в это самое время вдруг раздается хор голосов, которые назойливо, упорно повторяют: незачем и не за что бороться. Человек бессилен. Гибель все равно неизбежна. Вам никуда не уйти от того, что суждено. Жизнь отвратительна, люди подлы.

Ты берешь книжку, и в ней тебя уверяют, что жизнь ужасна и что для тебя нет выхода. Смотришь кинокартину, и в ней тебя убеждают, что жить не стоит, бороться не стоит, не стоит и думать ни о чем ином, кроме своих сугубо личных, «внутренних» дел.