В пасти дракона

Вань-Цзы был молод, Лена же хороша собою. Несколько встреч, несколько сперва мимолётных фраз, а потом более продолжительных разговоров и непринуждённая весёлость молодой девушки сделали своё дело: сердце китайца вдруг забилось сильнее, чем когда-либо; несколько ночей, проведённых без сна в мечтах, докончили остальное. Китаец полюбил русскую девушку так, как может любить только непосредственная натура.

Однако европейское воспитание сказалось. Вань-Цзы сдержал себя и ни одним словом никогда ещё ни Лене, ни кому другому не обмолвился о своей любви. Это была его тайна, тайна мучительная, но вместе с тем и сладкая.

Но подобного рода тайны никогда не могут укрыться от зоркого глаза женщины. Варвара Алексеевна первая, притом очень скоро, догадалась, что за магнит притягивает Вань-Цзы в русскую семью. Ничего серьёзного она не могла видеть тут – Лена ведь была уже просватана, и потому она со смехом сообщила ей о своём открытии.

Та сперва тоже весело и громко хохотала, но потом призадумалась… Никогда и ничто не может так сильно влиять на женское сердце, как страдания и муки, вызванные любовью. Лена начала жалеть Вань-Цзы, а потом… потом в её сердце шевельнулось к нему какое-то новое непонятное чувство. Это не была любовь, но что-то очень-очень близкое к ней. Молодая девушка стала отдаляться от китайца, была с ним сдержанна, старалась избегать встреч с ним, но в то же время её что-то так и тянуло к нему – что именно, об этом она никогда и не думала.

В этот вечер ей почему-то не хотелось видеть своего тайного поклонника, но чтобы не стать самой в неловкое положение, она должна была решиться на эту встречу.

– Здравствуйте, мистер Вань-Цзы! – громко сказала она, входя в гостиную.

Вань-Цзы в безмолвном поклоне склонился перед ней.

– Садитесь же, чего вы стоите! Ну, скорее! Мама и Варя сейчас придут. Мы вас напоим чаем на русский лад из самовара. Хотите?

– Мне довольно того, что я уже вижу вас! – глухим голосом ответил молодой китаец. – Но я сегодня пришёл к вам, чтобы поговорить серьёзно.

– Очень серьёзно?

– Да, очень!

– Можно спросить, о чём?

– Говорить придётся долго и много. Нам могут помешать, а мне хотелось бы…

– Вот как! Уж не хотите ли вы сделать мне предложение? – рассмеялась Лена. – Предупреждаю – напрасно. Я уже невеста, как вы это давно знаете.

Лицо Вань-Цзы затуманилось.

– Да, я это знаю! – печально проговорил он. – Я долго думал об этом, прежде чем прийти сюда, к вам… Но, наконец, я решился… Что же делать? Каждому из нас суждено своё… Назначенное же судьбой изменить не в наших силах.

– Вань-Цзы! – вскричала Лена. – Ваш тон торжественен, приподнят. Обыкновенно вы говорите не так, а гораздо проще… Что с вами?

Тот продолжал, словно не слыша обращённого к нему вопроса:

– Чувства не в нашей воле… Конфуций говорит: «Нельзя дождь заставить падать не на то место, куда он падает. Так же нельзя заставить женщину полюбить не того, кого она любит уже». Но что же из этого? Нельзя заставить себя любить, так же как нельзя вырвать любовь из своего сердца. Если человек любит, то его любовь прежде всего должна быть бескорыстна. Иначе это будет не любовь, а только страсть – слепая, безрассудная страсть животного, недостойная человеческого существа. Да, бескорыстие в истинной любви – прежде всего!

– Это, Вань-Цзы, вы тоже у Конфуция нашли? – несколько насмешливо спросила Лена.

Китаец строго посмотрел на неё.

– Конфуций, как вы его называете, Кон-Фу-Цзы, как зовём его мы, был великий мыслитель, великий настолько, что все последующие, кто бы и где бы они ни были, только ученики его. Конфуций – истинное солнце, все остальные – это светила, которые светят через отражающиеся от них лучи. У Конфуция можно найти мысли и поучения на каждый случай жизни. Всё предусмотрено им заранее, и всё объяснено с божественной мудростью. Вы, Елена, относитесь с лёгким сердцем к моим словам и не желаете выслушать меня, а между тем это необходимо… для вас необходимо.

– Да говорите же! Вы рассуждаете о любви, о Конфуции и только подстрекаете моё любопытство… Ваш вид таинственен, слова напыщенно важны. Что всё это только значить может – я не понимаю.

– Я постараюсь разъяснить вам, но прежде вы дослушайте…

– Опять из Конфуция?

– Всё равно: говорю я!

– Говорите же, говорите, я слушаю…

Вань-Цзы, помолчав с минуту, начал снова очень торжественно:

– Если нам нравится какая-нибудь вещь, то вместе с этим мы уже и любим её. Человек же везде человек – и в Европе, и в Китае…

– Вы говорите с прописи!

– Я говорю дело! Он готов отдать другому ту вещь, которая правится ему, чем дать её разбить… Бывает, что люди лучше уничтожат нравящееся им. Но тут не любовь, тут то, что у вас в Европе называется эгоизмом. Мать на суде Соломона предпочла отказаться от своего дитяти, чтобы только сохранить ему жизнь…

Лена сделала нетерпеливое движение.

– К чему вы клоните, Вань-Цзы?

– Вот к чему! – произнёс тот, поднимаясь со своего места.