В пасти льда

   Глядя на то, как пламя то оживает, то тухнет, я вспоминал легенду о порабощенных шаманах Журга Безумного, желающих спалить всю Пустыню и таким образом растопить вечный лед. Много дней и ночей они заполняли вырытые кратеры энгой, сменяя друг друга, едва кончались силы, чтобы через несколько часов тревожного сна вновь приступить к чарам. Большинство околдованных шаманов погибло, надорвавшись, но некоторым удалось сбросить с себя магию Безумного и сбежать из проклятого места. В конце концов у карьеров остался только один кудесник, сам Жург. Тот, кто собрал шаманов вместе, тот, кто пронес мечту о новом мире через всю свою жизнь. Он-то и свершил дело всей их жизни - щелкнул огнивом, поджигая море энги.

   В сказке говорилось, что пламя поднялось до небес, прогнав оттуда Светлого Бога. А сама Пустыня в тех краях горела два дня, но с каждым часом пламя ее становилось все слабее и слабее, пока наконец вся энга не выгорела окончательно. Вода, дающая силу пламени, поглотила многодневные запасы шаманов и победила их магию. Ничто не способно победить стужу Темного Бога.

   Но у печки, в зале палубников, рассказывали разные истории. Говорят немного пролитой энги способно погубить любой корабль. Поэтому в каждом углу ледохода стоят бочонки с пожарной смесью, заботливо заготовленной шаманами.

   Весь мир держится только на ледовых колдунах... По-моему, это неправильно.

   Интересно, а что стало с Жургом? В конце легенды говорилось, что он ушел во льды, чтобы найти других шаманов и повторить попытку. Но что случилось на самом деле?

  

   Вдалеке загрохотал лед. Оглушительный треск прокатился от горизонта до горизонта, оторвав меня от размышлений. Я моргнул, чувствуя, как смерзлись ресницы, шмыгнул носом и постарался думать о Кунни, которого встречал лично только во время уборочных вахт. Возясь с тряпками и ведрами на первой палубы, вылизывая там коридоры и каюты - мне доводилось чувствовать на себе взгляд рябого стюарда. Старик никогда со мною не разговаривал, но смотрел всегда очень странно. С какой-то неприязнью и, по-моему, завистью. Не знаю почему, думаю, жизнь стюарда меняет человека. Ты вроде бы и возвышен, но...

   Всегда есть "но".

   Над могилой поднялся густой пар. Едкий, душный. Он мигом превращался в изморозь и оседал на одеждах моряков. Верхние льдины плавились, и вода заливала щели между кусками, превращая стихию вокруг мертвеца в монолит. Теперь до старины Кунни не доберутся волки или львы. Теперь он останется во льдах навечно. Вокруг угасающего огня недвижимо застыл Громила, его шарф покрылся колючей изморозью. Здоровяку было грустно.

   Первыми с места прощания ушли офицеры, а за ними потянулись и остальные. Нехорошо в этом признаваться, но я чуточку обрадовался концу церемонии. Сейчас, конечно, мне стыдно за того себя. Сейчас я легко могу себя представить на месте человека, прожившего долгую жизнь и оставившего после себя лишь облегчение юнги. Но тогда все было много проще.

  

   Ворчун и Половой остановили меня сразу же наверху трапа. Мой одноглазый начальник едва сдерживал бешенство, а Ворчун, недовольно поджав губы, старался на соратника вообще не смотреть.

   Сердце екнуло...

   - Лавани, Бауди, - Половой кивнул головой и отошел чуть в сторону от прохода, чтобы не мешать команде подниматься на борт. Ветер задувал в недра ледохода колючую снежную крошку.

   - Да, мастер Половой? - угрюмо спросил я, понимая, о чем пойдет разговор.

   - Тебя переводят в стюарды, - буркнул одноглазый моряк, и я с изумлением и постыдной радостью обнаружил, что старший матрос указывает не на меня, а на Фарри. У того же отвисла челюсть.

   - Эм... А... - забубнил мой друг. - А если я...

   - Приказ капитана, сынок, - с ноткой презрения проскрипел Ворчун. - Он тебя сам выбрал.

   - Гром, конечно, молодец. У меня на палубе народу не так уж и много, чтобы так юнгами разбрасываться, - Половой злился. - С какого гнилого железа мы нанимаем юнг, если мне на вахту ставить некого?!

   - Скажи это капитану, а? - фыркнул Ворчун. Старшие матросы обменялись злыми взглядами. В стенах вдруг затрещали механизмы, поднимающие кормовой трап. Я с нетерпением покосился на Пустыню и серые зубья льдов, торопя тот момент, когда металлический лист закроет меня от ветра и хмурого неба.

   Нет, ну надо же! Фарри - стюард. Я не удержался от глупого смешка, вспоминая злоключения приятеля в Снежной Шапке. Его "везение" Дувал несомненно оценит. Я беззлобно предвкушал возможные истории счастливой звезды моего друга. Если б Ворчун выбрал меня - я бы бил и ронял все специально, со зла, чтобы капитан выбрал себе другого стюарда. Но в случае с Фарри это ведь не будет случайностью. Это будет нормой, законом жизни, правилами Лавани.

   Судьба недолюбливала моего неунывающего приятеля, а тому словно и дела до нее не было. Даже сейчас, поборов изумление, он с восторгом отнесся к идее Ворчуна. Но пока этой радости не показывал.

   - Что это за смешок был, Бауди, ледяная ты зараза? - уставился на меня Половой.

   - Простите, старший матрос, - потупил взгляд я, едва сдерживаясь от неуместного смеха. Моряк неодобрительно покачал головой и проговорил: