В паутине

Донна была не единственной женщиной в семействе, которая не спала в эту ночь. Среди папоротников в березовой роще за Майским Лесом, лежала Гей Пенхаллоу, выплакивая в ночи страдания своего сердца.

В этот вечер в Серебряной Бухте устраивали танцы — закрытие летнего танцевального сезона, перед тем, как последние из гостей покинут большой отель на берегу. Ноэль обещал заехать за Гей. В последнее время в ее сердце затеплилась надежда, что все между ними снова будет хорошо. Они слегка повздорили после того вечера, когда Гей оставила Ноэля, сидящим на ступеньках с Нэн. Оказалось, что во всем виновата Гей. Ноэль очень рассердился, что она так вела себя. Она поставила его в щекотливое положение, и Гей, чей маленький порыв гордости рассыпался от переживаний, смиренно просила прощения и была, с неохотой, прощена. Она даже снова почувствовала себя немного счастливой.

Но лишь немного. Ушли и не возвращались ее милые чистые мечты. Глубоко в сердце навсегда затаился холодок страха. Казалось, что Ноэль день за днем все больше удаляется от нее. Он писал чаще, чем приезжал… а его письма становились все короче. И когда она скучала по его объятиям и звукам его голоса, со страстью и тоской, поглощающими душу, приходило одно из этих коротких писем с извинениями — от Ноэля, который лишь несколько недель назад клялся, что не может жить в десяти милях вдали от нее.

Но она не могла поверить, что он лжет ей — ей, Гей Пенхаллоу, из семейства гордых Пенхаллоу. Гей знала, что девушек обманывают, даже девушек Пенхаллоу. Но не столь же скоро, не так внезапно. Не через несколько недель после предложения руки и сердца. Все-таки процесс охлаждения должен бы быть подольше.

Этим вечером, собравшись на танцы, она кое-что сделала, тайно. Достала из стола то старое письмо счастья и аккуратно переписала его три раза. Разложила письма в конверты, подписала и наклеила марки. Накинула пальто и вышла в прохладный ветреный сентябрьский вечер, чтобы отправить их. В конце концов, возможно, в этом что-то есть.

Когда она вернулась, раздался междугородный звонок. Ноэль не сможет приехать. Сегодня он должен работать в банке.

Гей вышла на улицу и села на ступеньки, печально глядя перед собой, закутавшись в свое серое пальто. Мягкий меховой воротник обрамлял ее личико, белеющее в полутьме. Роджер нашел ее там, когда проезжал мимо, возвращаясь с вызова к больному.

— Я думал, сегодня ты в «Серебряных туфельках», — сказал Роджер — он знал больше, чем Гей, и то, что он знал, злило его, как и собственная беспомощность. Он смотрел на нее с высоты своего роста — это прелестное, хрупкое существо — она, должно быть, страдает, как страдают вот такие, ранимые — сжав кулаки. Но он избегал ее взгляда. Ему было бы невыносимо посмотреть ей в глаза и не увидеть там смеха.

— Ноэль не приехал, — беспечно сказала Гей. Роджер не должен знать… подозревать. — Ему нужно сегодня работать. Довольно обидно, да? Я тут разоделась, а идти некуда. Роджер, — она внезапно подалась вперед, — ты не отвезешь меня в «Серебряные туфельки»? Всего миля, у тебя не уйдет много времени, я могу вернуться домой с Сэлли Уильям И.

Роджер замялся.

— Ты, правда, хочешь поехать, Гей?

— Конечно, — Гей скорчила очаровательную гримаску. — Танцы есть танцы, даже если лучший ухажер не может там быть, а? Разве не обидно, что пропадают такие чудесные туфельки, как ты думаешь, Роджер?

Она выставила вперед стройную золотистую ножку в паутине чулка. Гей знала, что у нее самые изящные щиколотки в клане. Но сейчас она страстно, отчаянно думала, что должна убедиться, быть уверена, что Ноэль не обманывает ее.

И Роджер сдался. Он не знал, с чем столкнется Гей в «Серебряных туфельках», но что бы то ни было, лучше ей знать, пусть это и нелегко. В конце концов, возможно, вовсе не машину Ноэля встретил он по пути, там, где дорога сворачивала к дюнам.

Гей поблагодарила Роджера в дверях танцевального зала, не позволив ему ни войти, ни подождать ее. Она прошла через веранду, со смехом приветствуя знакомых, быстро бросая взгляд на обнимающиеся в темных уголках парочки. Затем — через зал, мимо грубых стульев и красных фонариков. Зал был полон извивающихся пар, и у Гей закружилась голова. Она остановилась у двери и осмотрелась. Головокружение прошло, губы перестали дрожать. Нигде не видно ни Ноэля, ни Нэн. Возможно, их здесь и не было, но есть еще небольшой зал для танцев, она должна заглянуть туда. Она пробралась через толпу и вошла. Смех, что звучал там перед ее появлением, внезапно стих. Здесь собралось несколько пар, но Гей видела только Ноэля и Нэн. Примостившись на краю стола, где стояла чаша для пунша, они ели сэндвичи. Точнее говоря, один сэндвич, откусывая от него по очереди. Нэн в новом платье дерзкого покроя — с почти полностью открытой спиной — из вуали цвета розы и лаванды, хохотала, держа сэндвич у рта Ноэля, когда наступившая вдруг тишина, вызванная появлением Гей, заставила ее оглянуться. Злой, триумфальный блеск мелькнул в ее глазах.