В паутине чужих миров. Рождение бога

– Удел у тебя будет теперь такой, брат. Согласно мыслям будут и твои деяния. Я сам прослежу, чтобы ты голову не мог высунуть из отхожей ямы, брат. Вся грязная работа по дому отныне твоя, а если будешь увиливать, то прогоню прочь, как бешеную собаку.

– Что?

– Что слышал. Я, на твоём месте, сам сейчас бы ушёл подальше от этого места и забыл, как, вообще, выглядят люди. Твоё место вместе с животными, брат, а не с людьми.

Я не успел сказать всё, что хотел. Он сидел рядом в темноте, очень близко, и поэтому его действия оказались неожиданными. Когда я попросил всех сдать предметы, принесённые с собой из будущего, естественно, никакого тщательного осмотра или обыска произведено не было. Каким-то образом, а, может, не скрываясь, в кармане джинсов, Алик утаил одну очень нужную для существования колонии вещь – большой нож с выкидным лезвием.

Пугающе громко, в тишине, щёлкнуло выброшенное пружиной стальное жало. Одновременно, я ощутил толчок в левый бок. Что-то холодное проникло в глубину моего тела, но боли я не почувствовал никакой, только одно удивление. Оказавшиеся на пути проникновения металла, мои внутренние органы, мгновенно отреагировав, сжались и образовали полость, в которую и вошло, ничего не повредив, лезвие ножа. Первым делом я подумал о Тангароа. Полинезийский бог обещал мне неуязвимость, но, видимо, его сила в полную силу распространялась только на его мир.

Секундой позже я понял, что сижу, спокойно на земле, с торчащей из бока рукояткой ножа, рядом со своим убийцей. Слово «убийца» вспомнилось не просто так. Ведь если бы я оказался обычным человеком, то удар ножом стал бы для меня, наверняка, смертельным.

Я вновь остановил время. Все предметы вокруг меня замерли, прекратив двигаться, мгновенно исчез даже шум ветра и все остальные звуки. Совершенно механически я перехватил, зависшую в сантиметре от рукоятки ножа, руку Алика в районе кисти, не давая никакой возможности вытащить из моей раны лезвие и нанести новый удар. А потом, ни на секунду не засомневавшись, с силой вывернул кисть ладонью наружу. Мир снова ожил, наполнившись звуками. Громко хрустнула сломанная кость, а следом Алик завыл от боли:

– А-а-а…

Я был очень зол. Поэтому не отпустил повреждённую руку, а нажал ещё сильнее.

– О-о-ой!.. А-а-а! – уже не пытаясь сдерживаться, закричал Алик. В темноте, при слабом свете, который дарили земле холодные звёзды и столь же равнодушная Луна, я заметил, как гримаса боли исказила его лицо, заодно изменив цвет на более бледный.

– Отпусти-и, – застонал он, – а-а… Пожалуйста, отпусти-и руку-у…

– Завтра ты уйдёшь от нас, – спокойно сказал я и отпустил его руку, – уйдёшь так далеко и спрячешься так хорошо, чтобы я никогда больше тебя не смог найти.

Прекрасно понимая, что своим решением обрекаю этого человека на мучительную и верную гибель, я, тем не менее, был настроен решительно. Со сломанной рукой, без необходимых навыков, он не сможет прожить даже в такой плодородной местности и месяца. Осозновая, какую разрушительную внутреннюю угрозу он представляет для нашей маленькой колонии, я напрочь забыл о человеколюбии и гуманизме. Возможно, его можно будет в будущем принять назад в наше общество, но только тогда, когда голод и страх изменят самым коренным образом мировоззрение.

Под тяжёлыми шагами затрещали и застонали ветки кустарника. Вскоре из темноты на нашей маленькой полянке появилась могучая фигура Митрича. На его лице я заметил неподдельную тревогу. Да, Митрич, за прошедшую ночь ты много увидел и немало пережил…

– Что у вас случилось? – первое, что он заметил, оказался катающийся по земле, стонущий и громко говоривший какие-то угрозы и проклятия на своём родном гортанном языке Алик. Рядом с извивающимся кавказцем совершенно безмятежно, с торчащей из тела рукояткой ножа, сидел я.

– Ох, – только и выдохнул из себя Митрич, когда заметил, что я ранен.

Не обращая больше внимания на зрителей, я занялся собой. Первым делом с силой выдернул лезвие из раны. В свете Луны тёмная, словно чернила, кровь ручейком потекла из глубокой раны. Сосредоточившись, я немного изменил привычный порядок вещей. Кровь, по той дорожке, что успела нарисовать на теле, вдруг начала движение в обратном направлении, назад, в ту рану, из которой только что пыталась сбежать. На лезвии ножа, который я держал в руках, чернильное пятно скаталось в несколько крупных шариков, похожих на ртутные. Подпрыгивая, как живые, притягиваемые невидимым магнитом, подчиняясь моему мысленному приказу, шарики в один миг достигли намеченной цели и исчезли в ране-щели. Собрав всю свою кровь, я принялся за сам порез. Лишённые даже малейших следов крови, розовые края потянулись друг к другу, не оставив через несколько секунд на моей коже ни малейшего следа от кровоточащего, глубокого проникающего ранения.

– Что за… – растерянно и со страхом в голосе тихо сказал Митрич. Даже Алик перестал кричать и постарался отползти от меня подальше. По тому, как на меня смотрели невольные зрители, я понял, что подарил им массу незабываемых впечатлений.