В паутине чужих заклинаний

– Линда, предоставьте это нам, – мягко сказал Карл. – Я понимаю, что все это касается вас лично, но лучше, когда каждый занимается своим делом.

Я понимала, что он прав, но прозвучало это все равно до невозможности обидно. Я замолчала и уткнулась глазами в пол. Ушли мы почти сразу, Дитрих лишь выяснил пару вопросов, которые уж точно меня никак не касались.

– Линди, не дуйся, – сказал он мне после того, как мы вышли из кабинета. – Он прав. И сказал он не чтобы тебя обидеть, а потому что за тебя боится. Не надо лезть в это дело.

– Меня в него все равно уже затащили.

– А теперь ты пытаешься в нем увязнуть окончательно. Зачем?

– Потому что я не смогу нормально жить, пока все не выяснится, понимаешь?

– Нет. Полно нераскрытых преступлений. И если причина смерти Вернер так и останется неизвестной, ты будешь страдать всю жизнь?

– Как же не выяснится? А Кремер?

– Что Кремер? Ты можешь предположить, как он мог проникнуть в квартиру Эггера, чтобы подбросить книгу? С женой он не проходил.

– Ты же сам говорил, что Штефан мог забыть поставить защиту…

– А ты мне резонно ответила, что Эггер не из таких. У нас нет ничего против Кремера. Мы даже допросить его не можем. Иноре Эггер он не угрожал, лишь поделился предсказанием.

– Которое сам и воплощал в жизнь, – упрямо ответила я.

– Линди, пойдем пообедаем? – сменил он тему. – Пока у меня время есть.

– Нужно из офиса сегодня все забрать, – вспомнила я. – Я новому арендатору обещала.

– Шустро ты, – восхищенно сказал он. – Заберем. Можно часть бумаг после обеда ко мне в Сыск забрать, остальное – вечером.

Разговор про Кремера мы прекратили, но это не мешало мне про него думать. Теперь я была почти уверена, что мне не показалась попытка ментального влияния, просто она была слишком мягкой, пробной, возможно, Кремер хотел лишь подтолкнуть меня к нужному ему шагу. Вопрос – к какому? Что он хотел от меня? Что я могла сделать? Разве что повлиять на Штефана или на Дитриха? Но они оба не очень-то поддаются чужому влиянию, да и со Штефаном мне даже поговорить не удастся…

Не успели мы выйти из здания, как на нас опять налетела Эмили:

– Если его сегодня не выпустят, я напишу на вас заявление! Мне надоело, что вы ничего не делаете, а только шастаете туда-сюда.

– Инорита, если вы не прекратите нас преследовать, – холодно сказал Дитрих, – заявление на вас напишу уже я. Шантаж, знаете ли, уголовно наказуемое деяние.

– Что? – растерялась она.

– То, чем вы занимаетесь, называется шантажом, – любезно просветил ее Дитрих. – А за клевету тоже можно получить срок.

Он невозмутимо обогнул Эмили, держа меня за руку, и, казалось, сразу же забыл о ее существовании. Она ничего не сказала нам вслед, а если что и сделала, я не знаю – оборачиваться и смотреть я не стала. У меня были и другие заботы, кроме разборок с бывшей подругой.

Далеко от отделения мы не ушли, Дитрих привел меня в кафе на соседней улице, почти все столики в котором были заняты. Но были и свободные, даже можно было выбрать, сесть поближе к выходу, у окна или у стены. Пожалуй, у стены будет спокойнее.

– Где сядем? – спросил муж.

Но я не успела ему ответить. Взгляд зацепился за незнакомого инора. Зацепился, да так на нем и остановился. Слишком он был похож на Штефана, только лицо постарше и черты более резкие, ожесточенные. Даже не думая, что я делаю, я прошла и села напротив него. Он посмотрел на меня как на что-то досадное, мешающее и ненужное. Но главное, посмотрел, поэтому я сразу спросила:

– Фридрих Эггер?

Он молча кивнул. Интереса ко мне в его взгляде не прибавилось, скорее, увеличилось отчуждение. Но это меня не смутило:

– Вы сделали большую глупость, когда взяли на себя чужую вину.

– Линда, прекрати, – возмущенно сказал Дитрих.

– Нет, – упрямо сказала я. – Он должен понять, что, защищая Магдалену, он защитил совсем другого человека, из-за чего пострадал сам, пострадал Штефан и пострадала Магдалена.

– С чего вы решили, что я взял на себя чужую вину? – процедил Фридрих.

– Неважно, – отмахнулась я. – Магдалена этого не делала, понимаете? Результаты ее сканирования показали, что она никогда не имела дела с запрещенной магией. Никогда, понимаете? Вас ввели в заблуждение личиной.

– Серьезно? – Он желчно расхохотался. – Меня ввели в заблуждение личиной? Инорита, уверяю вас, там не было никаких личин, а все, кто там был, были собственной персоной. Даже если они потом лили слезы и говорили, что их там не было.

Это было почти признание. Но признание, оставляющее место для маневра. На что всегда можно было сказать: «Вы меня неправильно поняли. Разве я что-то говорил про Магдалену? Да ни полслова». И его глаза, больные глаза человека, который все так же любит того, кого не может простить.

– Ее там действительно не было. – Дитрих сел рядом со мной. – Это в нарушение правил, конечно, но я могу вам показать результаты ее сканирования. После подписи соответствующего соглашения, разумеется.

На лице Фридриха явственно проступило сомнение, но все же было видно, что он хочет отказаться и уйти. Я торопливо заговорила: