В паутине лжи

— Сама потом все увидишь, — Гаетан загадочно улыбнулся и принял из моих рук корреспонденцию для него. От него пахло улицей и больше ничем. Значит, хотя бы по подвалам не лазил и землю не копал в поисках какой-нибудь живности, к которой испытывал непонятную мне любовь. И на том спасибо, Господи.

— Ух, интриган, — иронизировала я. — Как тебя только земля носит?

— Такого красавца, как я, и Луна не прочь поносить, — передразнивал Гаетан мой тон. Я снисходительно посмотрела на это рыжее веснушчатое недоразумение и покачала головой.

— Как ты вообще сюда попал, Рыжик? — смешная собачья кличка была одним из его псевдонимов. Вообще, кроме прозвищ мы друг о друге ничего толком не знали, несмотря на многие годы работы. Не положено. Я разве что знала настоящее имя Морриса, да и то потому, что он сам рассказал, поддавшись головокружительной и нерациональной влюбленности.

— Сюда — это куда? На землю или…? — мужчина загадочно обвел воздух вокруг себя.

— Сюда, — указала я открытыми ладонями перед собой. — Хотя нет, не говори. Дай угадаю. Взяли за красивые глаза?

— Угадала, подлиза, — Гаетан откинулся на стул, вальяжно положил предплечье на спинку и закинул ногу на ногу. — Есть что интересное?

Он кивнул в сторону бумаг, очевидно, спрашивал о делах.

— В основном скукота, — честно ответила я, с презрением посмотрев на ненавистную стопку. — И с теми двумя голяк. Они вышли кристально-чистенькими после допроса.

— Надо же, в Империи нашлись люди, которым невозможно ничего пришить? — продолжал иронизировать Гаетан.

— Я серьезно, Рыжик. Не верю, что они ни в чем не замешаны. Прям чуйка, — я сжала зубы от злости из-за пока что неразрешимой задачи, которая теперь, как обычно, будет терзать меня до полного разматывания всего клубка.

— Тогда давай действовать. Каков дальнейший план? — поинтересовался Гаетан. Несмотря на его взбалмошный характер, с ним действительно можно было работать. Он быстро включался в дело.

— Хорошо бы получить доклад наружки. И еще проверить бордель, которым эти двое прикрывались, — я размышляла, перекладывая перо из руки в руку.

— В бордель — хоть прям сейчас, — Гаетан растекся в улыбке, словно мартовский кот, запущенный в комнату с кошечками.

— Вечером сходим инкогнито. Пока просто поспрашиваем работниц, а по результатам разберемся, куда двигаться дальше.

Вечер наступил быстро, несмотря на загруженность монотонной работой. Я как обычно отвлекалась, встала с места, ходила по кабинету, мелькая перед глазами парней, но они тактично молчали, занимаясь своими делами, прекрасно зная мои привычки. Куда-то выходить нравилось мне больше всего, потому как работа за столом приелась донельзя. Надеюсь, Стефан завтра подкинет мне нечто увлекательное, а не кипу бумаг, в которых, наверняка, и сам погряз, а потому мои чувства ему понятны.

— Полагаю, “Красная шапочка” уже открыла двери для голодных волков, — Гаетан намекнул, что нам пора идти в бордель по делам, кивнув в сторону выхода. Моррис, которого мы еще не оповестили о планах, оторвался от бумаг, окинув нас обоих вопрошающим взглядом. Он не мог не догадаться, что речь идет о известном городском борделе “Красная шапочка”, который располагался практически в центре Купеческого квартала.

— Что? — игриво спросила я Морриса. — Думаешь, в проститутки меня не возьмут?

Мужчина не изменился в лице, но продолжал ждать объяснений, как будто мы все еще вместе и он в ответе за мою жизнь. Ну, пусть продолжает верить во все, что угодно, в том числе создавать свою вселенную, в которой мы до сих пор любовники. Лишь бы меня в реальном мире не трогал.

— Дела у нас там, Моррис, — объяснила я. — Работа.

Он кивнул в ответ и, нахмурившись, опустив взор на лежащие перед ним документы. Может, стоило взять с собой и его? Нет, будет только мешать. Еще и эта пикантная атмосфера борделя может навести его на ненужные мысли. Лучше с Рыжиком, он в этом плане надежнее.

Мы с Гаетаном спешно покинули канцелярию, направившись для начала на одну из конспиративных квартир в Купеческом квартале. Она как раз служила не только местом встреч для агентов, но и являлась своеобразной костюмерной, как в театре, только наша сцена не ограничивалась закрытым помещением, зрителей на представлении желательно как можно меньше, а артиста свободного жанра ни в коем случае не должны были узнать.