В паутине сладкой лжи (СИ)

Я молча сжал зубы, потому что знал, что сказать, но не мог себе этого позволить. Не бывшей жене слушать мои полубезумные признания к другой женщине. Несвоевременные и лишние.

— Кто у тебя будет?

— Сын, — она гордо выпятила подбородок, — Андреем не назову, даже не проси.

— Я и не хотел, пускай будет здоровым. Твой сын.

В голове не было и мысли о том, что это мог быть наш ребенок. Я никогда не обсуждал этого с Анной, не планировал, не хотел. И сейчас мог только порадоваться за то, что у нее все случилось, а ее жизнь обрела новый смысл. В отличие от моей.

— Кажется, я очень сильно виноват перед тобой.

— Кажется ему… Да пошел ты со своими извинениями! — Она выдернула свою руку и демонстративно вытерла ее салфеткой. Будто испачкалась в чем-то липком, грязном.

— Да, наверное, я пошел. Я улетаю и хотел попрощаться. Будь счастлива.

— Иди к черту!

Вот и финальная точка в этой истории. Какая-то глупая, по киношному нелепая.

Я долго смотрел на удаляющуюся точку — женскую фигуру в кафе. В такси, что везло меня на вокзал не было даже маленькой сумки. Ни одной взятой с собой вещи.

Зато голова наоборот, пухла от мыслей, которые зубной болью ныли в подкорке и не давали мне заснуть.

Например, то, каких разных женщин я выбирал.

Анна врала самой себе, играя в семью, строя эти странные, нелепые отношения. Любила только себя и свой комфорт. Не меня.

А Тина оставалась искренней во всем. Даже в обмане.

И как жаль, что всего этого не достаточно, чтобы простить ее и быть вместе.

В палате вдруг стало так тихо, словно она была пустой. Словно не было там всех этих приборов, Барбары, тикающих часов, книги на прикроватной тумбе, медсестры и Андрея. До того тихо, что все отчетливо услышали торопливые шаги по коридору и истошный крик.

Андрей вскочил на ноги, и кинулся вперед, он сразу почувствовал, что происходит что-то плохое.

Страшное.

Неправильное.

Первой в коридор выбежала медсестра, она рукой дала ему знак — стоять на месте — и вопреки своему желанию Воронцов послушался. Он нервно ждал в коридоре, меряя пространство большими шагами.

Наконец мисси Джонсон показалась из-за двери с устрашающей табличкой «РЕАНИМАЦИЯ».

— Что случилось? — язык не слушался, слова давались с трудом.

— Та девушка, которую ты привез, ей стало плохо. — Что я могу сделать? — тише и глуше прошептал Андрей, глядя себе под ноги.

Медсестра внимательно посмотрела в уставшие воспаленные глаза и сказала:

— Ты умеешь молиться? Тогда молись.

Это случилось ничем не примечательной ночью, в конце ноября, несколько часов после их встречи у бара, куда никогда не приведут восторженных туристов. Она ждала его снаружи, нервно озираясь по сторонам. На улице было опасно, холодно, мокро. Но зайти внутрь Тина не решалась, просто потому что встретиться с Андреем лицом к лицу гораздо страшнее.

Это было несколько часов после того, как там, на дороге, перекрикивая сам себя, он сказал ей плохие, неправильные слова. Те, что не только ранят, но и калечат. Те, которые никогда в жизни…

Это было через несколько часов после того, как она отважно шагнула на дорогу. Под колеса несущегося навстречу ей автомобиля. Послушно выполняя его просьбу.

На небывалой для города скорости в 90 км/ч машина сбила Скобееву Алевтину. Её тело выстрелило в небо, с гулким стуком упало на капот и скатилось на мокрую мостовую.

Он видел, как чёрный пикап подъезжал к её сгорбленный фигуре.

Он слышал свой крик, пытавшийся остановить нерадивого водителя.

Он умер за секунду до того, как окровавленная ладонь опустилась на асфальт.

Он ничего не мог сделать.

Глава 15. Вместо слов

Андрею Воронцову не приходилось жаловаться на судьбу.

Он жил ярко, с наслаждением, тщательно смакуя каждый свой день, так, будто завтра никогда не наступит. Любил экзотическую кухню, хороший виски, путешествия и смотреть сериалы на языке оригинала.

Он бегал по утрам, занимался сексом в обед, пока другие горбатились на работе, и гулял все ночи напролет. И все было прекрасно, до тех пор, пока не умер отец.

С тех пор из жизни Андрея постепенно пропали друзья, потом женщины, наконец исчезли и рестораны, ведь приходилось довольствоваться тем, который был ближе всего от офиса. Кажется, там подавали пасту Болоньезе, ее готовили быстрее всего и он успевал не только пообедать, но и закончить дела. Все путешествия заменили командировки по России, и даже в этом Воронцов нашел плюсы — в дороге можно наконец выспаться. Сначала он еще пытался смотреть в самолетах любимое кино, но там не было субтитров, а без них какой смысл?

Первые месяцы Андрей ненавидел отца, за то что тот ушел так быстро, так нелепо. Потом фирму, которую отныне был вынужден тянуть, лишь бы мама и сестра смогли жить как прежде. И наконец, Анну, которая ушла, так и не поняв, что с ним случилось. Но потом все эти чувства притупились, сгладились, и он привык к этой новой жизни. Втянулся и почти забыл, что раньше было по-другому, если бы не одно «но». Каждый раз, бреясь перед зеркалом, ему приходилось перебарывать отвращение и смотреть в лицо человека, которого он так и не смог простить— себя самого.