В паутине сладкой лжи (СИ)

— Не принимайте. — Голос Тины непривычно звенел. — Не надо любить меня, я не прошу вас об этом. Просто, вы моя семья. Я сделала так много, чтобы быть здесь и не могу уйти, даже не попытавшись.

— Настя, ты слышала? И что же такого сделала наша особенная девочка? Ручки себе стерла наверное, пока трудилась невесть где невесть как. Облекла позор на наш дом, разрушила семью, поставила репутацию сестры под удар, я не говорю о том, что она сделала с Борей, — мама отвернулась в сторону. Судя по брезгливому оскалу даже говорить с Тиной было ей противно. — не бывать этому, пока я жива, слышишь? Приехала, на все теплое, а мы должны надрываться и кормить еще один рот. И главное, кого? Дочери? Нет. Сестры? Нет. Племянницы? Подруги? Внучатой бабушки? Ты нам никто, Ляля! Подкидыш — приемыш. Смотри на меня, когда я говорю. Боря сделал тебе огромное одолжение, когда взял к нам домой. И не знал, какой монетой ему отплатит сиротка.

Выдохнув, женщина опустилась в продавленное кресло. В комнате повисла напряженная тишина.

— Меня не надо кормить, — пропустив все остальное мимо ушей, начала Тина, — этого от вас не нужно. Я…в некотором роде богата. Мама, у меня есть деньги. Много денег.

— Настя, ты слышишь, о чем бредит эта сумасшедшая…

— Не кипятись, — Тетина рука накрыла мамино плечо. — Сколько денег? Ты ведь понимаешь, в каких мы из-за тебя долгах.

Та газета попалась ей случайно. Воронцов Андрей смотрел на нее с первой же страницы. Его окружали огромные буквы, колонки цифр и хвалебные речи, а за глазами человека с обложки не было совсем ничего. Щемящая, тошнотворная пустота. Он открыл какую-то больницу, поразив всех несвойственной щедростью. Высохший, уставший, измученный человек, который не имел к Андрею никакого отношения, рассказывал, что передает все дела сестре и ее мужу и берет перерыв. Даже тут он переиграл Виктора, обозначив его просто мужем сестры.

Тина перевернула газету обложкой вниз и откинула ее на пол. В этой статье было столько вранья, что даже совершенному идиоту должно быть понятно, что…

Что, понятно, Ляля? Что?!

Она так устала за эти несколько дней в доме, что все чаще хотела вернуться обратно, в Москву. Худой мир лучше доброй ссоры? Кто бы это ни сказал, он явно заблуждался. Со стороны казалось, что жизнь семьи потекла по привычному руслу не очень глубокой реки. Она занималась братьями, готовили, оплачивали счета и даже отдали долги семье Арины. И кстати, сестра снова стала разговаривать с ней, осторожно преодолевая все острые углы. О погоде, о ценах в магазине, о тихих радостях супружества. Однако во всей этой карусели, Тина чувствовала себя так, словно механизм включили, но почему-то забыли посадить ее в кресло, оставили там, за оградой. Словно все вокруг притворяются и стоит ей только выйти из комнаты, то начнется настоящая жизнь. С ее разговорами, сбивчивым дыханием, и хоть каким-то проблеском эмоций. Но зайди она обратно, и мама снова отзеркалит ей вежливую натянутую улыбку. Такую же пресную, чай, который пил Воронцов. О Господи, снова в ее мыслях он!

Тина вернулась с прогулки, перебирая в голове всех знакомых, которыми так дорожила раньше и которых так и не смогла навестить сейчас. Не нашла время, а может не захотела его искать. Подойдя к двери, она услышала шум голосов и почти постучала о косяк, давая понять, что уже дома, как рука безвольно опустилась. Мама и тетя говорили, громко и живо, спорили друг с другом, и в этом было столько красоты, что она позволила себе подслушать. Никаких резиновых фраз и натянутых взглядов. Живая, искренняя, поющая речь, что с детства звенела в этом доме. Она сжала руками края платья и вытянулась в струну. Даже собственное дыхание казалось непростительным святотатством, что может помешать услышать родные голоса.

— Ну и что? Принципиальная такая? Думаешь, мне не противно? И ничего, терплю.

— Настя, а ты никогда не думала, откуда у нее эти деньги?

— Не думала и знаешь почему? Потому что я и без тебя знаю, откуда. И ты знаешь. И все соседи тоже знают.

— И все же, это не правильно. У нас честный дом и я не хочу пачкать его стены такой…такой…

— Да какой? Сколько лет Боря кормил ее? Брат добрый был, на нее вечно деньги транжирил, а она вон чем отплатила. И теперь это ее святая обязанность — содержать нас. И не только нас. Брак Ариши чуть не встал под угрозу из-а выходок этой…даже слов не подобрать приличных.

— Настя, хватит. Люди задают вопросы. Пока не прямо в глаза, но я чувствую, что все вокруг знают, что в нашем доме живет шлюха!

— А пусть бы и так! Что умела, тем и заработала. Сначала с тем богатеем, смотри как зыркает на тебя с газеты. Ууу, ну и рожа, лучше б тогда на базаре помирать его оставили, а нет, все Боря добренький. Домой потащил.

— Хватит, — Тина почувствовала, что ее тело обмякло. Она осторожно держалась рукой за дверной проем, и только это давало ей возможность не упасть — пожалуйста, остановитесь. Вы можете что угодно говорить обо мне, я это заслужила. Но я не желаю слышать ни единого грязного слова об Андрее. Ни единого!

ХХХ