В пекло по собственной воле

А Фима взвивался под самый потолок только утром этого дня построенного барака, в котором расположилась столовая, и начинал с этой господствующей высоты восхвалять то, чем его, и нас вместе с ним, угощала смущенная повариха Оксана. Он сыпал французскими и немецкими названиями блюд, причем такими, о которых я, например, никогда и не слышала, но Фима не только слышал, он знал, как их приготовить, и даже рассказывал об этом Оксане, тут же признавая, что ее стряпня — не в пример лучше всех этих шедевров западноевропейского кулинарного искусства.

Так, с небес знатока европейской кулинарной экзотики он постепенно спускался до уровня стоящих перед ним блюд и затем расстилался в ногах у Оксаны, признавая ее мастерство и не забывая, как бы мимоходом, отметить и ее женские прелести…

Оксана, как мне показалось, уже готова была на все и только слишком уж настороженно поглядывала на капитана Евграфова, непосредственного начальника своего мужа… Он однажды за спиной у Фимки погрозил ей кулаком и этим, по-моему, уничтожил все Фимкины шансы…

Когда до вылета вертолета оставалось уже минут десять и мы встали из-за стола, я с облегчением, поскольку есть уже просто не могла, а Фимка с сожалением, отвела Шаблина в сторонку и сказала ему:

— Фима! Только ты сможешь меня серьезно выручить! Я знаю твою способность собирать информацию и делать выводы! Ты журналист от бога, а это значит, из тебя вышел бы отличный контрразведчик! Мне нужна твоя помощь! Я сейчас должна заняться другим делом, а мне нужно срочно выяснить — что стало причиной возникновения цунами? Только не в общих фразах — землетрясение, мол, или извержение подводного вулкана… Это я уже слышала. Нужно абсолютно точно, где находился эпицентр координаты точки. Глубина дна под ней, глубина, на которой произошло землетрясение, путь сейсмической волны, вызвавшей цунами, и все остальные подробности, даже если их будет вагон и маленькая тележка! Именно подробности меня и интересуют. Детали! Ты говорил, что познакомился с очень толковым геофизиком. Я сама хотела отправиться на этот самый «Витязь», но в упор не поспеваю. Сделай это для меня, Фимочка!

Фимка мотнул головой. Он не умел мне отказывать, даже если это грозило ему лишними хлопотами, а то и неприятностями. На этот же раз просьба не представлялась ему особо сложной.

— И еще, — добавила я, — выясни, пожалуйста, что это за долгосрочный прогноз, о котором я слышу уже третий, по-моему, раз! Мне это очень важно!

Я рассталась с Фимкой в полной уверенности, что он выполнит просьбу. Фимка всегда рад был помочь, может, эта готовность была каким-то видом сублимации его направленной на меня сексуальной энергии? Другой-то возможности израсходовать ее именно на меня у него не было даже теоретически, я совсем не воспринимала его как мужчину, хотя ничего и не имела против дружеских с ним отношений. Совершенно бесполых, конечно.

Фимка сунул мне в руку свежий номер «Мира катастроф», и мы, пригибаясь от ветра, поспешили к вертолету, ходовой винт которого уже работал, нагоняя крупную рябь в стоящих вокруг лужах морской воды.

Разговаривать в вертолете было невозможно, ларингофоном меня не снабдили, поэтому я лишь головой вертела, поглядывая то в один иллюминатор, то в другой. Но поскольку ничего, кроме серой поверхности океана, морщинистой от поднятых ветром волн, я увидеть так и не смогла, пришлось успокоиться и достать из кармана брезентовой штормовки газету, которую мне сунул Фимка Шаблин.

«Мир катастроф» — наша профессиональная газета. Появилась она совсем недавно и еще не успела дискредитировать себя, подобно другим российским изданиям, а потому пользовалась большой популярностью не только у спасателей, но и у самых широких слоев населения.

Катастрофы — вне социальных и даже национальных различий, они интересуют всех и всегда. Газета быстро шла в гору, набирая тираж и увеличивая штат сотрудников.

Ефим Шаблин был в «Мире катастроф» старожилом и в редакции имел неоспоримое влияние на более молодых сотрудников, особенно сотрудниц. Я сама не раз присутствовала при его телефонных разговорах с какими-то секретаршами, корреспондентками и корректоршами, и каждый раз он, по моей просьбе, добивался от них, казалось бы, невозможного — например, нарушения режима секретности в отношении документов, хранящихся в сейфе редактора газеты, разглашения источника скандальной информации или какого-нибудь другого нарушения журналистской этики.

Я постоянно в такие моменты испытывала недоумение — чем он все же берет? А иной раз даже легкое сомнение в себе — что же я-то на него никак не реагирую? Может, со мной что-то не совсем в порядке? Но тут же отметала эту мысль — скорее уж не в порядке все эти девицы, которых коллекционирует Фима.