– Да, случай, конечно, весьма загадочный, – предварил ее вопрос сыскных дел мастер, – но никакого криминала здесь не усматривается. Скорее всего, ваш боевой старикан ухитрился покинуть дачу, не оставив никаких следов, по каким-то своим делам.
– Из запертой изнутри комнаты? – поразилась мА.
– И такие случаи следственной практике известны, – важно произнес следователь.
– И что нам теперь делать?
– Если он не объявится каким-либо способом еще через два дня, объяснил главный сыщик, – напишете заявление о его розыске и принесете в милицию вместе с его несколькими последними фотографиями. Заведут розыскное дело и будут искать. В восьмидесяти процентах случаев пропавшие люди, в конце концов, находятся.
– А в остальных? – скорбным тоном спросила мА.
– По-разному бывает, – уклонился от вопроса следователь, – ну все, мы поехали.
И уазик, издав металлический скрежет и исторгнув дымный выхлоп, отправился восвояси. Так закончилось следствие по факту исчезновения деда. Но его дальнейшие розыски так ни к чему не привели.
– Ф-ф-у! – и облегченно выпустил воздух из плотно сжатого рта и свистящим шепотом пожаловался, – как ты меня напугал Петя…
Это был попугай, который жил у них в доме и которого дед давным-давно привез из далекой латиноамериканской страны, именовавшейся звучным именем – Гватемала.
По утверждению деда попугаю было не менее сотни лет от роду, и был он уроженцем гватемальских джунглей. Полное имя пернатого самца было Педро Карлович, и он оправдывал его гордой статью испанского гранда и весьма своенравным характером. Впрочем, за дамами попугай пытался ухаживать лишь ранней весной, выбирая в качестве таковых гнездящихся в саду ворон и галок. В это время он выбирал постоянным местом своего пребывания широкий подоконник и, углядев за окном какую-нибудь птицу, пытался привлечь ее внимание гортанными протяжными криками. При этом перья его встопорщивались, а хохолок на голове распушался пышным султаном. Эти безуспешные попытки длились несколько дней, а затем бравый сердцеед добровольно возвращался в свою клетку. Еще попугай любил сидеть на шкафах и полках, пикируя оттуда на плечо проходящего человека и согнать его оттуда было затруднительно. Роба называл его просто и по-свойски – Петя, а мА звала Петрушей. Говорить он не умел, но издавать странные вопли, перемежающиеся клекотом и щелканьем любил к месту и не к месту.
Вот и сейчас попугай широко раскрыл свой клюв, изготовившись издать один из таких воплей, и Роба, прошипев: "Тише, Петя!", попытался закрыть ему клюв пальцем. Древняя птица сразу же больно клюнула палец, однако от своего шумного намерения отказалась и застыла на плече, прикрыв веком один глаз, зорко наблюдая вторым за рукой обидчика. Роба сунул палец в рот и пососал его, посчитав, что тем самым избавился от причиненной ему боли.
Кабинет был очень просторен. Стены, отделанные дубовой вагонкой простой конфигурации, имели приятный желтовато-коричневатый цвет. Окно было единственным, но очень большим по размерам и выходило в сад. Справа возле окна стоял массивный, потемневший и слегка потрескавшийся от времени, стол необычного красновато-коричневого цвета из неизвестной Робе породы дерева. Стол был письменным, но, судя по обилию выдвижных ящиков и ящичков, служил одновременно секретером или конторкой.
– Наверное, в нем есть тайник, – подумал Роба, – а, может, и не один.
Возле стола стояло столь же массивное кресло, тоже из незнакомой породы дерева, но с темно-коричневой кожаной обивкой и серым полотняным чехлом поверх нее. Роба медленно опустился в его мягкие объятия и принялся исследовать первый выдвижной ящичек.