— Когда я спросила тебя о том, как прошла твоя неделя, ты ответил, что страдал ерундой, — вспомнив их не столь уж давний разговор в машине, пробормотала Гермиона и несильно пихнула своего спутника в плечо. — Это, по-твоему, ерунда? — возмущенно переспросила она, когда мужчина снова взглянул на нее.
— Ну да, самый обычный понедельник, — моргнув, предельно серьезно кивнул Сириус, словно действительно не понимал, что именно возмущало девушку. Немного подумав, Гермиона пришла к выводу, что он действительно не понимал, как будто даже не подозревал о том, что обычная скучная жизнь не включает в себя разговоры с теми, кто пытается покончить с собой, и допросом всяких бандитов.
— Ты неподражаем, мой храбрый рыцарь, — покачав головой, без какой-то действительно веской на то причины рассмеялась Гермиона. Наверное, царящее в жизни Блэка безумие было заразным. Но видя широкую, несколько растерянную улыбку на лице Сириуса, Грейнджер решила, что это совершенно не важно. Гермиона была влюблена и слишком счастлива, а тягу к риску, жестокость и не совсем верное понимание определения «обычный» можно было причислить к недостаткам. В конце концов, люди не бывают идеальными.
В холле общежития Гермиону встретил прищуренный взгляд Полной Дамы и ее вопрос о том, где ночевала одна из самых примерных студенток колледжа. Грейнджер весьма успешно обошла это препятствие, чтобы позже столкнуться с палачом, роль которого возложила на себя Джинни. Уизли категорически отказывалась верить заверениям подруги в том, что между ней и Блэком ничего не было, и они действительно именно спали в одной кровати. Но это звучало настолько нелепо, что Гермиона не могла винить Джинни в скепсисе. В итоге Грейнджер скрылась в ванной комнате и простояла под душем гораздо больше обычного времени только ради того, чтобы избежать допроса с пристрастием. Следующие полчаса были потрачены на торопливые сборы и спуск в метро, где Уизли милостиво решила не болтать о личной жизни подруги при посторонних и увлеченно рассказывала о том, как прошел ее вечер с Гарри. И Гермиона была искренне ей благодарна за умение вовремя усмирить свою настойчивость.
К моменту их прибытия к зданию, в котором должен был состояться показ, внутри уже царила суматоха. Гримеры злились и переругивались друг с другом, помощники бегали из одного угла в другой, остальные организаторы каждую секунду находили какие-то недочеты, и требовали чего-то большего. Гермиона не понимала половины того, что происходило, и вникать во всеобщую смуту совершенно не собиралась. К счастью, Нарцисса заметила их с Джинни достаточно быстро и сразу же повела к свободным креслам, чтобы свободные гримеры могли заняться макияжем и прическами.
Миссис Малфой вообще являла собой образец невозмутимости и собранности на фоне всего того, что происходило вокруг нее. Она указывала гримерам на их ошибки и раздавала советы, не обращая внимания на ехидные реплики, летевшие ей в спину. С легкостью фокусника Нарцисса доставала все необходимое буквально из воздуха, и с непоколебимым видом спорила с теми, кто не мог постичь ее видение показа. Поправляя на манекенщицах одежду, Нарцисса с материнской улыбкой и стальным блеском во взгляде обещала им вечные муки, если они сделают хоть что-то не так. И Гермиона услышала нечто подобное в свой адрес, когда кузина Блэка затягивала на ней корсет платья и поправляла шлейф.
Вся одежда в коллекции Нарциссы казалась несколько сказочной, но при этом достаточно современной. Словно у большей части принцесс отобрали платья и переделали во что-то более реалистичное. Гермионе по какой-то необъяснимой причине досталось свадебное платье, плотно облегающее фигуру и обнажающее слишком много. Корсет неприятно сдавливал ребра, поднимая грудь, юбка ощущалась слишком короткой, а полупрозрачный шлейф, казалось, так и стремился запутаться в ногах. Но Джинни и вовсе достались красные топ с лямкой на одно плечо и короткая юбка-карандаш, и Гермиона решила, что ее платье все-таки менее откровенное, чем этот наряд. Вот только сама Уизли была достаточно раскована, и сейчас выглядела счастливой настолько, что это казалось гораздо неприличнее ее костюма.
За минуту до начала показа Нарцисса произнесла короткую напутственную речь, заглянула каждой манекенщице в глаза, чем изрядно перепугала даже опытных моделей, и отправилась в зал, где расселись все приглашенные гости. Гермиона вдохнула поглубже, прикрыла глаза и принялась повторять про себя всю периодическую систему химических элементов. Весь показ слился для нее в сплошную мешанину из разных звуков, чьих-то движений и смазанных цветов. Момент собственного выхода на подиум отпечатался в памяти Грейнджер слепящими вспышками фотоаппаратов и аплодисментами, слившимися с музыкой.