В перерывах суеты

Теория, собственно, была столь же простая, сколь оригинальная. Из каждого выпуска в двадцать пять — тридцать человек только один-два студента становились известными актерами. (Был, правда, уникальный случай, когда сразу пятеро выпускников одного курса «вышли в звезды».) Что это означало в реальной жизни? А то, что все, кто не пробился, влачили потом жалкое существование. Жалкое во всех смыслах. Окружающие жалели их, неудачников, несостоявшихся актеров и актрис. Они — жалели себя, свой неоцененный талант, своих жен, которым они не могли подарить цветы без повода. Просто из-за отсутствия денег. Опять себя — поскольку иногда даже напиться было не на что. А женщинам приходилось и того хуже — они мечтали о корзинах цветов, выносимых на сцену после каждого спектакля, а в реальности вынуждены были решать проблему лишней пары колготок. Да не в деньгах дело! С момента получения студенческого билета, пройдя жесточайший отбор на вступительных турах, молодые дарования считали себя избранными, уже оцененными, признанными талантами. И это естественно, ведь их идолы — известнейшие артисты, кумиры народа — признали их, приняли в свой круг, стали делиться своими умениями, навыками актерского ремесла. Да и роли в дипломных спектаклях всем студентам уже с третьего курса были обеспечены. А потом... Не говоря о тех, кому совсем не повезло, кого не взял ни один из театров, пусть даже провинциальных, все остальные сталкивались с его жестокой правдой жизни. Их брали в труппу, давали роль «кушать подано», и, как правило, через пару лет главный режиссер театра имени-то молодого артиста вспомнить не мог... По-настоящему одаренные ребята скатывались в бездну... Нет, конечно, кто-то находил себя, меняя профессию. Но ради чего тогда были все эти потраченные годы?! Обманутые ожидания? Если человек талантлив — он талантлив во всем. Так? Ну тогда зачем пускать в эту страшную профессию талантливых людей? В этом месте Бугров аж подпрыгнул: «А вы? А ваши коллеги?» Для Маймина это был не аргумент. Он мог бы подробно и мотивированно возразить, но отделался выражением, которое в последнее время с успехом заменило традиционное «сам дурак»: «Исключение из правила есть подтверждение правила». И спокойно продолжил в том духе, что наглые бездарности в условиях современного режиссерского театра и телесериалов имеют гораздо больше шансов выбиться в звезды, чем люди думающие и умеющие страдать душой, а не «мордой лица».

В репетиционный зал вошла очередная абитуриентка. Маймин быстро взглянул на нее, сфотографировал, закрыл глаза и погрузился в свои мысли. Он всегда так поступал. Внешность запоминал, потом пускал в себя только голос. Хороший актер играет не лицом, а интонацией. В этом он был убежден, этому учил своих студентов. Учил хорошо. Все, кто вышел из его мастерской (а он отбирал далеко не всех с потока, обычно не больше пяти-семи человек), все устраивались хорошо. Кто-то даже становился актером, но уж работа на радио, а иногда на несколько лет и диктором на телевидении, — это гарантированно. Вспомнился Гриша Куц. Тщедушный парнишка из Подмосковья, дистрофичный и «антиспортивный», который с огромным трудом получил зачет по фехтованию, входившему в «обязательный набор» предметов Училища, сегодня был самым известным комментатором боксерских соревнований, востребованным и хорошо зарабатывающим. Каждый год на День рождения Маймин получал от него букет цветов.

И заслуженно, между прочим. В боксе Гришка, конечно, стал разбираться без его помощи (женился на сестре боксера... Во, судьба!), а вот играть голосом, передавать эмоции, особенно тогда, когда на самом деле их нет... Это он — Маймин!

Иногда, ближе к середине просмотра (а для него, скорее, прослушивания, как в консерватории), Маймин еще раз взглядывал на абитуриента. Для того, чтобы окончательно поставить на нем крест. Ужимки, неестественные дурацкие позы, размахивание руками — обязательный внешний антураж эмоционального голоса бездарности. А поставив крест, можно было и одобрительно улыбнуться. И написать «да». Разумеется, не лишив себя удовольствия понаблюдать за реакцией членов комиссии. Да, зря он так рано сегодня пришел. Все равно, его голос ничего не решал... Маймин пересчитал коллег: шестнадцать. С ним — семнадцать. Подумал, для кого-то из этих волнующихся юнцов это будет «Семнадцать мгновений актерской весны»... Тьфу, пошлятина! Значит, результаты голосования в итоге будут выглядеть примерно так: четырнадцать — три. Он никогда не оказывался в одиночестве. Ни с «да», ни с «нет». Всегда кто-то, исходя из своего видения, своих вкусов, тоже не разделял мнения большинства. Но эти люди менялись. А он — Маймин — неизменно принадлежал к меньшинству. Это и раздражало остальных! Раз даже ему кто-то злобно бросил, когда он проголосовал против дочки одного банкира, действительно, как ни парадоксально, талантливой девчонки: «Диссидент вы наш!» Маймин тогда огрызнулся: «В исполнении Гафта — звучит достовернее. Переигрываете!»