В пещерах Мурозавра

К этому времени прибыла и служебная собака. Ей дали понюхать Фимкины тапочки; собака повертелась, бросилась из дому, но, покрутившись в саду и у туалета, вернулась обратно в Фимкину комнату. Здесь она еще несколько раз понюхала половицы, чихнула и села, глядя на своего командира спокойно, с выражением исполненного долга. Ее попробовали подвести к окну, к решетке, но собака, обнюхав ее, небрежно отвернулась, как бы говоря: «Ничего интересного, ложный путь».

Людвиг Иванович вздохнул и, отпустив милиционера с собакой, принялся за опрос соседей.

Глава 5 Показания Матильды Васильевны

Бабоныко сразу же заявила:

— Фимочка был на редкость редкий мальчик. Видимо, поэтому его и выкрали!

Матильда Васильевна смотрела на Людвига Ивановича с живейшим любопытством. На странные ее зеленовато-оранжевые кудерьки была наброшена черная кружевная, с бурыми нитками, косынка.

— Как же его, по-вашему, могли выкрасть?

— А в эту… — небрежно махнула Матильда Васильевна на зарешеченное окно.

Людвиг Иванович с недоверием покачал головой и задал следующий вопрос:

— Расскажите, пожалуйста, пока без собственных предположений, что вы знаете о событиях сегодняшнего утра. Вы понимаете, о каких событиях я говорю?

— Безусловно! Итак, сегодняшнее утро… Нынче утром я была в своем простеньком синем халате с шелковыми отворотами… К сожалению, я была непричесана, так сказать, извините меня за неприятные подробности, в… ну, скажем прямо, в… да, в бигуди.

— Матильда Васильевна, я бы…

— Да-да, я вас понимаю! Поверьте мне, я тоже привыкла следить за собой, но парикмахерская так далеко от нас, а в домашних условиях волосы на бигуди сохнут по пять-шесть часов!

— Минуточку, Матильда Васильевна, я бы хотел услышать о Фиме!

— Но я, по-моему, уже говорила, что это был необыкновенный молодой человек.

— Молодой человек?

— А разве он был стариком? — с вежливо-сдержанной иронией усмехнулась Бабоныко. — Необыкновенный молодой человек!

— Но Фима мальчик!

— А мальчик, по-вашему, не человек?

— Человек, но, я бы сказал, еще маленький!

— А вот в этом я с вами уже никак согласиться не могу. Он не был маленьким человеком — он был великим человеком!

— Великим? Был?

— Если я говорю «был», то потому, что не уверена, вернется ли он к нам. Да-да! Такими умами не разбрасывается ни наша, ни иностранная разведка!

— Да што вы ее слухаете?! — не выдержала за дверью бабушка Тихая, и Людвиг Иванович вынужден был предупредить, что показания свидетелей ни подслушивать, ни прерывать нельзя.

Вынужден он был и Матильду Васильевну попросить не отвлекаться, не пускаться в характеристики и предположения, а просто покороче рассказать, видела ли она утром Фиму и где именно.

— Да! Видела! Конечно, видела! «Вы будете, Фимочка, профессором», сказала я. А он мне: «Это не главное». Скажите, это слова обыкновенного мальчика или необыкновенного молодого человека?

— Бабунечка, это ж было три дня назад! — раздалось за дверью.

— А я разве говорю, что не три дня? Три дня назад, но я почти абсолютно уверена, что утром. Да, утром!

— Матильда Васильевна, нас интересует сегодняшний день! Видели вы сегодня Фиму? И покороче, пожалуйста!

— Да!

— Что — да?

— Вы же просили покороче, — тонко усмехнулась Матильда Васильевна.

— Итак, вы видели Фиму? Вы разговаривали с ним?

— Да, он всегда охотно разговаривает со мной.

— Сегодня?

— Что — сегодня?

— Сегодня вы разговаривали?

— Вы просите меня говорить короче, а сами все ужасно растягиваете. Я ведь, по-моему, вам говорила, что я была сегодня непричесана. Некоторые считают, что человек причесываются для того, чтобы нравиться. Но скажите, когда вы чистите зубы, вы делаете это для себя или для других?

— Матильда Васильевна, меня сейчас не интересует философия прически. Меня интересует, разговаривали вы сегодня с Фимой?

— Но я же как раз отвечаю на ваш вопрос. Сегодня я была непричесана, а непричесанный человек не должен выходить из своей комнаты, а может ли человек разговаривать, если он не вышел?

— Итак, вы не разговаривали с Фимой?

— Почему это я с ним не разговаривала? Мы никогда не ссорились, у нас были прекрасные отношения.

Людвиг Иванович встал и выпил воды. Он был немного раздражен, а следователь не должен раздражаться.

— Итак, сегодня утром вы Фиму видели, но не разговаривали с ним?

— Вот именно. Видела, но не вышла, не заговорила, потому что была непричесана, и, знаете, это единственный раз, когда я пожалела, что хорошо воспитана. Потому что, может быть, мне удалось бы его успокоить… — Бабоныко понизила голос и выразительно кивнула на дверь, за которой находилась Фимина мама.

— Вы его видели из окна?

— Да.

— И куда же он шел?

— Я слишком хорошо знала, куда он идет, чтобы продолжать смотреть.

— Ну, а как был одет Фима?

— На нем были фетры…

— Фетры?

— Ну, эти… короткие штанишки, блузон и открытые туфли… сандалии.

— Я понял: шорты, рубашка и сандалии… Скажите, Матильда Васильевна, а не было ли на Фиме чего-нибудь необычного… ну, такого, что нечасто надевают на себя мальчики?