В пещи вавилонской. О грехе блуда

Из всех плотских движений, из всех наших земных вожделений – блудное похотение есть самая сильная, самая властная страсть. Стремление к совокуплению ради продолжения своего рода под болезненною печатью падения развилось в самое уродливое, богоненавистное многообразие грехов. И кто из людей свободен от этого всепожигающего пламени? Чье сердце не бывает податливо, удобопреклонно к вожделениям телесной красоты? Какая еще страсть так сильно влечет нас к себе, опьяняет, лишает рассудка и твердости воли, мужества, как на эта?

Творцом вложена в дух человека сильнейшая способность – любить, стремиться к прекраснейшему, красивейшему, совершеннейшему, не останавливаться на себе самом, не замыкаться в себе, но всеми силами своего существа тянуться, жаждать соединения с высшим себя, с лучшим, с самым прекрасным. Именно сила любви, жажда соединения с Высшим Существом, с вечной Красотой и Совершенством и есть жизнь души, ее главный центр. Именно эта потребность тревожит непрестанно дух человеческий, живит, томит, заставляет жаждать, вожделевать и искать, и она-то и доводит ищущего правильно до высшей Любви, высшего Блаженства, до причастия высшей Красоте, приобщения к Самому Благому – к Богу. И именно потому враг Божий и коварный обольститель человеков – диавол – эту главную струю духовной нашей энергии усиленно старается похитить, исказить, осквернить, направить по ложному пути – на совершение самого гнусного, уродливого. Подучает он нас небесный дар закопать в землю, жажду жизни подменяет вожделением тлена, стремление к вечному блаженству обращает в желание сиюминутного удовольствия.

Духовная сила любви и устремленность к высшей, духовной, божественной Красоте превратилась в нас в грубое плотское влечение лишь к внешней привлекательности человеческого тела. И вот – человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им (Пс. 48, 13). Зараза блудная так усвоилась человеку, так приросла к его сердцу, что стал этот грех самой прямой и широкой, самой хоженной дорогой, ведущей в погибельный ров, а приманка блудного наслаждения – самой удобно завлекающей свои бесчисленные жертвы в сети врага, в огнь геенский. И все меньше и меньше противящихся этому массовому гипнозу чародея-блуда, все реже увидишь чью-либо ладью жизни, плывущую против течения, гребца, усиленно сопротивляющегося бурному, всезахватывающему натиску потока сладострастия.

Сатана, подобно Навуходоносору, посылает своих слуг, чтобы они принудили человечество к поклонению «золотому истукану», вернее – грубому дебелому телу, облеченному в обманчивую земную роскошь. И вот уже все народы земли, повинуясь ему, кланяются идолу плоти «под громкие звуки музыки». А для приклонения к этому злу оставшихся еще верных, злодей повелевает «в семь раз сильнее» растопить огненную печь соблазнов, коварными обольщениями «современной культуры» привести в движение все страсти человеческие. Так что последние христиане, добросовестно хранящие целомудрие, поистине уподобятся трем отрокам в печи вавилонской. Но и им только под покровом Благодати Божией удастся сохраниться от всепожирающего пламени.[1]

Что можно сказать о «современной культуре», преобладающей в мире? Некоторые Отцы современности называют ее прямо «антикультурой», «культурой распада», саморазрушения. Мы постоянно слышим лозунги, воспевающие «культуру секса», провозглашающие «сексуальную свободу», «свободную любовь», даже – «сексуальную революцию». Уже самые, казалось бы, «цивилизованные», «культурные» нации уверены, что наконец-то сбросили иго мрачной дикости средневековья и сделали шаг к новой, высшей культуре взаимоотношений. Сделано ошеломляющее открытие: оказалось, что моногамный брак – «пережиток прошлого»; обычная семейная жизнь и семейные обязательства – «предрассудки»; стремление удерживать плотские вожделения, обуздывать страстные желания – «опасное упражнение, способное травмировать психику»; скромность и стыдливость называют «комплексом неполноценности», «с которым надо усиленно бороться, даже прибегая за помощью к врачам-психиатрам»; удержание себя в строгих рамках приличия считают теперь «несвободой», «некоммуникабельностью», подавление блудного влечения к ближнему, удаление от развязности и опасной близости в отношениях – «отсталостью от жизни», «неестественностью», «дикостью» и чуть ли не «шизофренией».