В петле времени

Глория пила кофе, когда Морис поставил перед ней статуэтку за лучшую женскую роль второго плана. «Покажи, покажи, покажи» —завопила Глория и уставилась на трофей, как прихожанин на святыню. Она забыла, что пила кофе, подавилась и закашлялась. После того, как напиток что застрял где-то в горле, вошёл-таки в нужное русло, Глория выхватила статуэтку из рук Мориса и стала рассматривать её со всех сторон.

– Ты не знаешь кому могли вручить такую? – спросил Морис.

– Актрисе, кому же ещё, – посмотрела на него Глория поднятой из-под очков бровью.

– Спасибо…

– Но важно узнать, какой, – протянула она, переворачивая статуэтку. Внезапно её недовольно писклявый голос приобрёл тон, ни много ни мало, сериальной Джессики Флетчер, той седой неугомонной тётки с лицом совы. Да, последний раз Морис смотрел сериалы в восьмидесятых.

– Я знаю, куда тебе нужно, – сказала Глория, ударив ногтями по столу.

Морис выехал из участка, и, к сожалению, не один. Он взял с собой Глорию для своей же безопасности, она обещала подсыпать ему в кофе цианистый калий, если он не возьмёт её. Да и помощь ему бы не помешала. Они покинули Филдстон, проехали под мостом Вашингтона и свернули на Риверсайд-драйв в сторону Манхэттена. Глория держала в руках статуэтку с таким видом, будто она только что сошла со сцены после пламенной речи благодарности родным и близким. Морис не стал нарушать её радости. Он не любил нарушать чей-либо радости, ведь чаще ему приходилось приносить соболезнования и лезть с допросами к тем, кому он их приносил. А сейчас было что-то вроде мини-отпуска, душевной поездки к самому оживлённому месту на земле.

Это какой-то муравейник из домов, подумал Морис, когда впервые приехал сюда, ему казалось, что люди в таких местах не успевали даже за своими мыслями, не говоря уже о жизни и насущных делах. Они строили одни планы, другие, до тех пор, пока одни не разрушали другие, и так всю жизнь, пока не выбирались отсюда за город.

– Ты знаешь точный адрес, Глория?

– Нам нужно на Бродвей, к зданию Линкольн плаза, вон там заворачивай. Морис завернул, как оказалась, не там, но со второй попытки он всё же выехал с кольца на Бродвей. Жёлтые такси сменялись сине-белыми автобусами, высокие дома сменялись низкими, а после ещё более высокими, строительные леса загораживали все первые этажи зданий.

– Мы приехали, – сказала Глория, – тормози. Хорошо, что он взял её с собой. Морис оставил машину возле здания. Из-за строительных лесов они еле нашли вход. Профсоюз находился на пятом этаже.

Морис не был уверен, что им здесь помогут, но Глория убедила его, что здесь знают всё о кино, наградах, как кого и, главное, кто награждал. Это же гильдия киноактёров, сказала она, здесь все актёры: президенты и бывшие президенты, и замы, и люди, вот те, что ходят по коридорам, тоже играют в кино. Указала она на неизвестных Морису людей, когда они вышли из лифта на пятом этаже. Морис не знал этих людей, Глория тоже не знала, они были начинающими актёрами, и может уже завтра, может завтра мы увидим их по телевизору, сказала она с придыханием. У Мориса не было никакого придыхания, он вообще не понимал, за что так любят актёров, и кому нужны эти игры, хочешь быть детективом будь им, но играть в него и получать за это деньги…

– Боже, как тут красиво, – запищала Глория, разглядывая вполне себе обычные белые стены с плакатами. Да, всё дело было в плакатах и актёрах на них. Потолок разрывало геометрическими фигурами, ломанными линиями, подсвеченными изнутри, пол также был раскрашен геометрией, как и стойка секретаря. Морис сказал что-то про странный дизайн, Глория сказала, что это постмодерн, а он вообще ничего не понимает.

– Детектив Бенджамин Морис, отдел убийств, полиция Бронкса, – представился он секретарше. Улыбка её быстро съёжилась, а глаза расширились, – могу я поговорить с вашим директором?

– Конечно-конечно, – сказала она, – сейчас позову, – и убежала звать.

Через пять минут Морис и Глория уже сидели в просторном кабинете директора филиала гильдии. Высокий мужчина уже не малых лет с седыми чуть рыжеватыми волосами рассматривал статуэтку.

– Я думал, подобные награды именные, – прервал длительное молчание Морис.

– Именные, – сказал директор, – и эта тоже была именной.

Морис вскочил со стула.

– Видите, в этом самом месте, – директор стучал по шильдику, – после номинации было вписано имя. Гравировка на таких вещах неглубокая, её затёрли.

Мориса словно током ударило, и как он сразу не заметил этого.

– Такие награды вручали в две тысячи втором или третьем году.

– Это престижная награда?

– Нет, таких безделушек очень много.

– Безделушек, сэр?

– Ну знаете ли, для нас всё, что не Оскар – безделушка, – директор хотел было засмеяться, но понял, что не к месту.

– Любое киносообщество может выдвинуть свои награды.

– Разве? – удивилась Глория.