В плену Левиафана

Можно было бы и удивиться этому природному явлению, если бы сразу не выяснилась его причина: рана на ладони. При ближайшем рассмотрении рана оказалась глубоким порезом. Очевидно, падая, Алекс задел рукой острую поверхность камня; камней здесь множество и не все из них — голыши.

Рана не саднила и вообще никак не давала знать о себе. Молодой человек отнес это на счет холода, притупляющего все чувства и инстинкты, кроме инстинкта самосохранения. Последний подсказывал Алексу: нужно подниматься. Идти. Двигаться — иначе снова можно впасть в спячку, и на этот раз она окажется фатальной.

Метрах в двадцати Алекс заметил сторожку (ту самую, в которой скрылись солдаты) — что ж, туда он и направится. Там можно переждать непогоду, а заодно подумать, что делать дальше. И о многих других вещах тоже. Например, почему он не помнит, как поскользнулся и упал? И как умудрился заснуть и даже увидеть сон? И те два парня в солдатской униформе — почему они не вернулись за ним?

Алекс поднялся и, прежде чем двинуться по тропе, бросил прощальный взгляд на свое временное пристанище. Это была своеобразная ниша у подножия скалы, с тропы она может быть и не видна. Следовательно, для всех, находящихся вблизи сторожки, не был виден и Алекс. Объяснение хиловато, но — за неимением других — можно остановиться и на нем.

Через минуту он уже подходил к строению.

А подойдя, удивился: сторожка выглядела совсем не так, как часом раньше. Или… Как долго он спал? Неважно. Важно лишь то, что Алекс точно помнил: она сложена из камней. Теперь же стена, обращенная к нему, оказалась обшита сайдингом, хотя общий абрис небольшого здания почти не изменился. Когда зрение изменило ему — до падения на тропе или сейчас?

Вместо того чтобы подняться на низкое крыльцо, он сделал еще несколько шагов вперед и заглянул за угол. Ничего интересного там не обнаружилось, кроме нескольких невысоких железных столбов и троса, протянутого между ними. Такие заграждения ставятся в непосредственной близости от ущелий, вдоль горных троп, и предохраняют от возможного падения вниз. Они сопровождали Алекса при подъеме в «Левиафан» — в самых узких и опасных местах. Выходит, это тоже опасное место.

Алекс повертел головой, стараясь рассмотреть, куда ведет тропа, и с удивлением обнаружил скалы, обступившие сторожку с трех сторон. Тропа заканчивалась именно здесь, на маленьком пятачке, у сторожки.

Военные либо остались внутри, под защитой сайдинговых стен, либо вернулись обратно (другого пути отсюда нет). Второе — более вероятно, двум здоровым лбам не пристало рассиживать черт знает где в разгар спасательной операции. Но, возвращаясь по тропе, они просто не могли не заметить Алекса! И тогда его пробуждение было бы не таким, каким оказалось в действительности.

Неужели лбы до сих пор отираются в сторожке?

Стоя у стены, Алекс попытался отмотать назад нить событий, предшествовавших его пробуждению: поднятая рука одного из парней, прогулка по тропе, разбитая мисс Отис, ее печальная история, пропетая низким, бархатным голосом (Алекс знает английский, вот новость, так новость!), лестница, шахта, в которой он так надолго застрял. Потеря фонарика…

Он не был потерян.

Алекс пожертвовал им, чтобы привлечь внимание Кьяры, но жертва оказалась напрасной. Что было до этого? Туман с растворившимися в нем ложными нарциссами, поезд на Каттолику отправляется! Снова шахта, сломанный вентилятор, а до него — штрек, ведущий в «Левиафан». Алекс не станет приближаться к «Левиафану», даже в мыслях! Лучше снова вернуться в шахту, к туману и Кьяре. Он видел свою сестру, он видел метеоролога! Он слышал все то, о чем они говорили. И — как они говорили. Словно бы ничего ужасного или пугающего не произошло. И не было призыва о помощи, и сошедшей с небес лавины, и трупа Джан-Франко в ванной. Они говорили о Джан-Франко как о живом! Алекс еще подумал тогда о странном временном смещении. Словно бы поезд, идущий на Каттолику, в котором почему-то оказался Алекс, остановился в тоннеле, у маленькой станции, рядом с другим поездом. Идущим неизвестно куда, возможно, в противоположном направлении. Тот, второй поезд уже давно должен был тронуться: со всеми пассажирами, с мандариновыми корками, с сигаретами, брошенными на столик в купе. В поезде на Каттолику и в мандариново-сигаретном поезде время идет по-разному, они вообще не должны были встретиться, эти поезда. Но они встретились и какое-то время простояли рядом, окно в окно, — и Алекс увидел и услышал то, что не должен был увидеть и услышать ни при каких обстоятельствах.

Всему виной проклятое место, хорошо, что он выбрался оттуда.

Плохо, что он не знает, выбрались ли остальные.

Вместо того чтобы успокоиться, метель завыла еще громче, а снег повалил с такой силой, что сквозь него уже нельзя было разглядеть не только заграждение у пропасти, но и скалы. И даже стену домика-малютки, а ведь Алекс стоял всего лишь в метре от нее!