– Все готово, господин оберст. Жду еще группу врачей и медикаменты на днях.
– Врачей?
– Я решил перестраховаться. Из русских я оставил только одного хирурга-женщину. Это врач от бога. Я уже наблюдал за ее работой, которая, по сути, сделала ее одинокой. Муж ушел к другой женщине из-за постоянного пропадания ее в больнице. Русские очень скрытные, но во время отдыха мне удается выводить ее на разговор. По окончании войны я буду ее рекомендовать на службу в Германию. Такие врачи нужны нашей стране. И пару рядовых врачей. Большие семьи, дети. Они будут исправно лечить наших солдат. А вот на остальных, в ком возникли сомнения, я составил списки для господина Краузе, чтобы он нашел для них применение в других направлениях.
– Я надеюсь, что вы знаете, что делаете, доктор Зееман. В больнице находятся только немцы или же есть русские больные?
– Две русские девушки, – ответил доктор, начиная понимать об истинной причине визита Кенинга.
– Две?
– Одна под подозрением в начальной стадии сифилиса. А вторую сегодня привез господин фон Нортемберг для стерилизации.
– Интересно. Можно взглянуть?
– Да. Она, наверное, еще спит. Я сам делал эту операцию. В 1940 году в Освенциме я получил неплохую практику по проведению таких операций на цыганках. Проходите. Она здесь.
Тася, услышав голоса около палаты, закрыла глаза и притворилась спящей. Судя по шагам и голосам, в палату вошли двое.
– Очень красивый экземпляр, – сказал доктор Зееман. – На самом деле мне было даже очень жалко так поступать с ней. Но майор очень увлечен этой красоткой.
– Что значит жаль поступать? – спросил Кенинг.
– Я удалил ей яичники. Она будет постоянно испытывать головные боли, озноб, проблемы с мочеиспускательной системой. Я думаю, что вам не интересны такого рода подробности. В общем, эта операция приведет к преждевременному старению. Волосы, ногти утратят былую красоту очень быстро, и соответственно внимание к этой девушке со стороны майора тоже поугаснет. Может быть, по чашечке кофе, господин оберст?
– Было бы не плохо, – пробубнил Кенинг, и мужчины вышли из палаты.
По дороге в кабинет доктора, Кенинг обратил внимание на красивую женщину лет так сорока четырех. Она на ломаном немецком языке отчитывала, по-видимому, медсестру. Альтман вопросительно посмотрел на доктора Зеемана.
– Да, кстати, вот русский хирург, о которой я вам рассказывал, – сказал доктор, глядя на удивленное лицо немца. – Фрау Золоторева, зайдите ко мне, как освободитесь.
Зееман приготовил три чашки под кофе. Когда согрелась вода, доктор разлил горячий напиток. Альтман повернулся на скрип открывшейся двери. В кабинет вошла ранее увиденная им в коридоре русская женщина. На ней был надет широкий белый халат и шапочка, под которую были убраны все волосы. Несмотря на такой наряд, женщина была красива. Неглубокие морщинки чуть тронули ее лицо в области переносицы и губ. А рассматривая ее стройные икры, Кенинг представлял фигуру, спрятанную под халатом. У нее был холодный расчетливый взгляд. Казалось, что ее ничто не интересовало, кроме больницы. «Такую грубостью и силой не возьмешь», – подумал про себя Альтман.
– Вы меня вызывали, доктор Зееман? – спросила Золоторева.
– Да, фрау Татьяна. Присаживайтесь. Выпейте с нами горячего кофе. Позвольте, я вам представлю господина Альтмана Кенинга. Он курирует все в этом городке.
– Спасибо за приглашение, но у меня еще много дел.
– Не буду настаивать, фрау. Чем провинилась сотрудница, которую вы отчитали?
– Похоже, у Вагнера началась гангрена правой нижней конечности. Он боится ампутации, поэтому на перевязках просил сестру ничего не говорить. Я осмотрела ногу. Изменился цвет, идет омертвление большого участка кожи. Я хотела с вами посоветоваться по поводу дальнейших действий. Или мы поборемся за его ногу. Или ампутируем сейчас, но примерно до колена.
– Медсестру отстранить от работы до беседы со мной. Я подойду к вам через минут пятнадцать, – серьезно сказал Зееман и посмотрел на Кенинга, давая понять, что долго он не сможет распивать кофе.
– Что ж, господин оберст. Рад был видеть вас. К сожалению, мне надо вас покинуть, ибо у нас, докторов, каждая минута смерти подобна. А моя задача – как можно больше солдат вернуть в строй немецкой армии.
– Да, не смею вас задерживать, доктор Зееман. Я загляну к вам еще как-нибудь. Вы можете идти. Я допью свой кофе и покину ваш кабинет, – сказал Альтман, улыбаясь.
– Буду рад, господин оберст, – сказал Зееман и вышел из кабинета.