В плену Обмана

— Отойдите от меня! — выставляю руку вперёд, потому что он опять нарушает мое личное пространство. Оглядываюсь по сторонам, ища защиты, но рабочие только усмехаются, как будто это в порядке вещей. Может, здесь так принято, но я к этому не привыкла.

— Не бойся, сладкая, дай номер телефона, — просит он, ловит мой локон и накручивает его себе на палец.

— Я подам на вас в суд за домогательство! — заявляю, вызывая смех парня.

— Разве это домогательство, зайка? — спрашивает, поправляя непослушную длинную челку.

Если быть честной, то парень привлекательный: светлые волосы, голубоглазый с мужественными чертами лица и наглой ухмылкой на чувственных губах. На сильной шее ближе к уху татуировка черной латинской буквы «N». Под кожаной курткой белая футболка с рисунком черного ворона, обтягивающая торс, на груди болтается металлический кулон в виде жетона с цифрами, а на руке множество кожаных браслетов. Но его наглость и бестактность переходит границы моего понимания. Не успеваю ничего сообразить, как парень ловко выхватывает из моих рук телефон.

— Отдайте, это уже… — запинаюсь, потому что никак не могу вспомнить это слово на русском. А парню, кажется, весело, он играет со мной, ловко уклоняется, что-то пишет и делает дозвон на свой телефон.

— Спасибо за номер, сладкая, я позвоню, — возвращает аппарат. Вздрагиваю, когда позади нас сигналит машина. — Как тебя зовут? — спрашивает он.

— Никак, я вызываю полицию! — начинаю злиться.

— Извини, я бы, конечно, дождался с тобой ментов, было бы забавно послушать, в чем ты меня обвинишь, но мне пора. Поцелуешь на прощание? — спрашивает, кривовато улыбаясь, будто пытается сдержать смех.

— Vete al diablo! — посылаю его на испанском, потом что ругаться на русском меня никто не учил.

— Ууу какая ты злая, зайка, — смеется он, вновь неожиданно быстро целует меня в щеку и убегает к машине.

Дышу глубоко и быстро захожу в магазин.

— Только не оборачивайся. Не оборачивайся, — говорю себе, но все равно оборачиваюсь и смотрю, как черно-желтая спортивная БМВ с визгом выруливает со стоянки.

Идиот! Какой-то ненормальный! И никто даже не заступился за меня! Рабочие — взрослые мужчины — лишь смеются. Тут принято приставать к девушкам? В нашей стране я бы могла подать за это в суд!

* * *

— Но так же нельзя! — возмущаюсь я, рассказывая Еве про мерзавца, который меня поцеловал.

— Что, прям взял и по-настоящему поцеловал посреди улицы? — спрашивает Ева, помешивая соус для пасты.

Она готовит ужин, а я играю с Мари, складывая вместе с ней кубики. Только я строю, а Мари с удовольствием и громким смехом все ломает и заставляет меня строить заново. Племянница у меня вся в папу, любит командовать и управлять людьми. Пока она главный член нашей семьи, а мы ее подчинённые.

— Да, с языком! Он трогал мои волосы, вдыхал запах и называл «зайкой»! Это нормально?

— Ну, это ласковое прозвище. Это мило, — хихикает Ева.

— Ты так говоришь, как будто это все в порядке вещей! — хмурюсь, собирая с пола разбросанные Мари кубики.

— Нет, конечно, но в тюрьму у нас за это не сажают. Это забавно, оригинально, я бы сказала. Он тебе не понравился? — хитро спрашивает Ева, проверяя мясо в духовке.

Кто бы мог подумать — как женщину меняет материнство! Давид привез ее к нам совсем девочкой, милой, стеснительной и даже немного испуганной, а сейчас она уверенная в себе красивая женщина. Даже фигура поменялась — стала более пышной, прибавилось форм. Но главное — блеск неподдельного счастья в глазах. Мне всего двадцать три года, по европейским меркам я еще слишком молода для замужества. Но как говорит моя мама — во мне играют русские гены. Я хочу замуж. Хочу верного любящего мужа и вот такую маленькую дочку. Хочу семью, уют и душевное тепло. И как все женщины, хочу настоящую любовь. Чтобы раз и навсегда. Кто-то мечтает о карьере, кто-то о богатстве, а я о настоящей любви. Возможно, в нашем прагматичном мире это глупо, но я так хочу, потому что считаю, что настоящая искренняя любовь — это что-то из разряда фантастики. А я хочу чуда в жизни.

— Ну да, он был симпатичный, но это не даёт ему право так себя вести!

— Он тебе понравился! — подмигивает мне Ева, накрывая на стол

.— Ну да, если бы он просто подошел познакомиться, возможно, я бы и выпила с ним кофе, но вот так внаглую…

— И кто там такой наглый?! — в кухню входит Давид, снимая на ходу галстук.

— Один местный идиот! — отвечаю, беру Мари, держу ее за ручки и вожу по полу. Она уже ходит сама, но на кухне скользкий плиточный пол, поэтому мы поддерживаем нашу малышку.

— Конкретнее — кто он?! — спрашивает брат, приподнимая брови.

Происходит что-то странное, Ева не кидается к Давиду и не светится от счастья, как только входит брат, а, наоборот, отворачивается, суетясь с едой, стараясь не смотреть на Давида. Вроде бы они с утра не ругались.

— Ой, не начинай, — отмахиваюсь я, и Давид подхватывает Мари на руки и начинает говорить с ней по испански, спрашивая, как прошел ее день, целует дочь в волосы и снимает с руки часы, отдавая их на растерзание Мари.

Подхожу к Еве и помогаю ей с салатом.