В плену снов

– Я ничего не знаю о том, как люди могут видеть будущее. То, как видишь ты… это загадочно. Я не знаю, сверхъестественно ли это, или же ты видишь сквозь какое-то искривление времени. А может, это просто случайные совпадения? Ты знаешь, что делали индонезийцы?

– Нет.

– Они читали будущее по внутренностям цыплят. Я видел по телевизору. Выглядело отвратительно.

Она засмеялась, неожиданно почувствовав облегчение.

– И у них получалось?

– Ну, им-то казалось, что да. А что бы сказал Ричард, если бы ты начала заниматься предсказаниями?

– Он бы… – Сэм ощутила озноб, внезапно продрогнув. – Давай-ка вернемся.

– Вообще-то мой отец… ну, у него были не то чтобы предвидения, но у него обычно возникали… ощущения по поводу всяких событий. Чернушки – так он называл их. Ко мне, говорит, чернушка приходила, малыш. Большая такая чернушка.

– И что же он делал, когда они к нему приходили?

– Он становился совсем нервным. Он был очень суеверен и привык быть вдвойне осторожным. Иногда случалось что-то плохое, а иногда и нет.

Они брели мимо наружной стены плавательного бассейна, ко входу в гостиницу; Сэм бросила взгляд вверх, на возвышающуюся громадину здания, в направлении своей комнаты, а потом принялась всматриваться в темноту. Ей казалось, будто кто-то еще был с ними рядом, в этой темноте, кто-то, кого они не могли видеть, но он прислушивался, наблюдал за ними.

– А чем твой отец зарабатывал на жизнь?

– Да главным образом проводил все свое время в забастовках. Глупый болван. Он работал печатником в одной газете в Ноттингеме. Его называли Красный Гарри. Все собирался возглавить революцию. Хотел стать передовым бойцом русских в Англии. «Теперь-то уж недолго осталось, малыш! – бывало, орал он мне через стол за завтраком. – Они будут здесь со дня на день, парень!»

– И что же с ним стало? – спросила Сэм.

– В конце концов его вышвырнули из газеты. Товарищи побастовали несколько недель из-за его увольнения, а потом вернулись к работе. Отец стал еще более раздражительным. К тому же русские, как видишь, так и не пришли. И умер он злой как черт. Помню, моя тетя подошла ко мне на похоронах. «Он был хороший человек, твой папа. Хороший человек. Он никогда не причинил никакого вреда никому». – Кен снова сжал ее руку. – Что за дурацкая эпитафия, а? У нее не хватило духу сказать, что он был старым глупым пердуном, который просрал свою жизнь.

– Таким вот ты и запомнил его?

– Нет. Я ушел из дома прежде, чем его выгнали с работы. Когда я жил дома, он все еще пылал энтузиазмом. Обычно он читал мне на ночь рассказы о русской революции. Он не мог понять, как я занялся рекламным делом. Не разговаривал со мной долгие годы.

– Печально.

– И все же я и не рассчитываю, что моя эпитафия будет многим лучше.

– Почему?

– Да я немного пошел в своего отца. Думал, что смогу изменить мир. Нет, я не был агитатором, но считал, что смогу изменить его, занимаясь творческой деятельностью, с помощью кино. А вместо этого все, что я делаю, служит укреплению существующей системы. Я поддерживаю ее рекламой шоколадных плиток и японских автомобилей и хлеба из муки грубого помола и… Эпитафия у меня, видно, будет такая: «Здесь покоится Кен Шепперд. Он сделал больше для коммерческой рекламы хлеба из муки грубого помола, чем кто-либо другой. Упругий и устойчивый, никаких потерь в качестве. Человек, который принес миру МЕЧТУ ИЗ МУКИ ГРУБОГО ПОМОЛА».

Она засмеялась. Они наконец добрались до двери гостиницы.

– Давай выпьем, – предложил Кен, и они прошли в бар с дискотекой, где сели за слабо освещенный угловой столик.

За соседним расположилась группа коммивояжеров. Один из них рассказывал анекдот, остальные хихикали. У стойки бара сидела в одиночестве женщина с длинными, не по возрасту, светлыми волосами и в мини-юбке. Кен мельком взглянул на нее, встретился взглядом с Сэм и подмигнул.

– А не сделать ли нам Джейку подарочек? Посадим ее дожидаться в его номере, а? – Он знаком подозвал официанта и заказал бутылочку шампанского «Крэг». – В виде любезности от «Замечательной пищи Спея», – сказал он. – Потанцевать не хочешь?

Сэм посмотрела на него, удивленная:

– С удовольствием.

Он взял ее руки в свои и, мягко увлекая ее за собой, повел на площадку для танцев. Она почувствовала, как нервная дрожь пробегает по шее и дальше вниз, к животу.

Звучала мелодия «Когда мужчина любит женщину», Кен посмотрел на нее пристально и лукаво, придвигаясь все ближе.

Нет-нет, Сэм.

Серьезная опасность.

Ее руки трепетали, и она ощутила, что струйка пота сбегает сзади вниз по шее. Он наклонил голову, и их губы слегка соприкоснулись. Она резко отшатнулась назад, словно от разряда тока, а потом быстро, будто клюнула, поцеловала его и плотно прижалась своей щекой к его щеке. Она почувствовала колючесть его щетины, запах одеколона и шампуня, а еще чистый и грубый запах его пота сквозь рубашку из толстой хлопчатобумажной ткани.