«Когда Помпеи и Цезарь взялись за оружие, — сообщает Плутарх, — и государство разделилось на два враждебных стана, а власть заколебалась, никто не сомневался, что Брут примет сторону Цезаря, ибо отец его был убит Помпеем. Но, ставя общее благо выше собственной приязни и неприязни и считая дело Цезаря менее справедливым, он присоединился к Помпею».
Брут добросовестно сражался против Цезаря в Греции, но после битвы при Фарсале стало ясно, что дело республиканцев проиграно. Цезарь простил Марка Брута и даже приблизил его к себе. Но… на Капитолии среди статуй царей стояло бронзовое изображение Юния Брута — далекого предка мужа Порции, который сверг в Риме царей и установил власть консулов. Это обстоятельство использовали заговорщики, чтобы заполучить Брута в свои ряды.
Статуя древнего Брута была испещрена надписями: «О, если бы ты был сегодня с нами!», «Если бы жил Брут!» На судейском возвышении, где он исполнял свои обязанности, однажды утром Брут обнаружил множество табличек со словами: «Ты спишь, Брут?» и «Ты не настоящий Брут!»
Порция сразу заметила, что с мужем связано что-то таинственное и опасное.
Послушаем Плутарха.
«Отлично образованная, любившая мужа, душевное благородство соединявшая с твердым разумом, Порция не прежде решилась спросить Брута о его тайне, чем произвела над собою вот какой опыт. Раздобыв цирюльничий ножик, каким обыкновенно срезывают ногти, она закрылась в опочивальне, выслала всех служанок и сделала на бедре глубокий разрез, так что из раны хлынула кровь, а немного спустя начались жестокие боли и открылась сильная лихорадка. Брут был до крайности встревожен и опечален, и тут Порция в самый разгар своих страданий обратилась к нему с такою речью:
— Я дочь Катона, Брут, и вошла в твой дом не для того только, чтобы, словно наложница, разделять с тобою стол и постель, но чтобы участвовать во всех твоих радостях и печалях. Ты всегда был мне безупречным супругом, а я… чем доказать мне свою благодарность, если я не могу понести с тобою вместе сокровенную муку и заботу, требующую полного доверия? Я знаю, что женскую натуру считают не способной сохранить тайну. Но неужели, Брут, не оказывают никакого воздействия на характер доброе воспитание и достойное общество? А ведь я — дочь Катона и супруга Брута! Но если прежде, вопреки всему этому, я полагалась на себя не до конца, то теперь узнала, что неподвластна и боли.
С этими словами она показала мужу рану на бедре и поведала ему о своем испытании. Полный изумления, Брут воздел руки к небесам и молил богов, чтобы счастливым завершением начатого дела они даровали ему случай выказать себя достойным такой супруги, как Порция. Затем он попытался успокоить и ободрить жену».
С тех пор Порция стала полноправной участницей заговора против Цезаря и во всем поддерживала мужа. В роковые мартовские иды 44 года до н. э., когда Марк Брут вышел из дома, имея при себе кинжал, «никто, кроме жены, об этом не ведал».
Несмотря на мужество, Порции лучше было не знать, что предстояло мужу в тот день. Спустя некоторое время к Бруту, находившемуся на заседании сената, приблизился кто-то из домочадцев с вестью, что Порция при смерти. «И верно, Порция была в таком напряженном ожидании и настолько переполнена тревогой, — пишет Плутарх, — что с величайшим трудом могла принудить себя остаться дома, при любом шуме или же крике вскакивала с места, словно одержимая вакхическим безумием, жадно расспрашивала каждого приходившего с форума, что с Брутом, и сама посылала гонца за гонцом. Задержка тянулась нестерпимо долго, и, в конце концов, под воздействием душевного смятения телесные силы ее иссякли и угасли. Она не успела даже уйти к себе в спальню, но впала в беспамятство и оцепенение там, где сидела, щеки ее мертвенно побелели, голос пресекся. Увидев это, служанки подняли страшный крик, к дверям сбежались соседи, и тут же разнесся слух, будто Порция скончалась. Однако же она быстро очнулась и пришла в себя, и женщины, опомнившись от испуга, захлопотали вокруг нее. Брут, разумеется, был немало встревожен сообщением, которое ему принесли, но не уступил чувству настолько, чтобы покинуть общее дело и вернуться домой».
Убийство диктатора не принесло желанной реставрации республики, а лишь привело к новой гражданской войне. Бруту предстояло покинуть Италию. Порция провожала мужа до побережья; там в небольшом портовом городке Велии они попрощались, как оказалось, навсегда.
«Она пыталась скрыть волнение и тоску, но, несмотря на благородную высоту нрава, все же выдала свои чувства, рассматривая картину какого-то художника, изображавшую сцену из греческой истории: Андромаха прощается с Гектором и, принимая сына из его рук, пристально глядит на супруга, — описывает Плутарх мужественную римлянку в момент расставания с супругом. — Видя образ своих собственных страданий, Порция не могла сдержать слез и все плакала, много раз на дню подходя к картине».