В кармане у Сары было письмо Йена. Она забрала его вечером после ужина, когда пришла в подвал и обнаружила полковника посеревшим и дрожащим. Письмо лежало на одном из ящиков, а чернильница была аккуратно закрыта.
Саре хотелось бы не так удивиться его состоянию. Но, увы, все к этому шло. Температура поднялась еще сильнее, рана снова загноилась.
Несмотря на припарки и обилие чая из коры хинного дерева, Фергусон пережил ужасную ночь. И Сару беспокоило, что это могло быть только начало. Припарки и повязки не помогают. Она знала, что к вечеру лихорадка усилится. Но как Саре позаботиться о Йене, не выдавая его?
«…Мне нужна твоя помощь, Лиззи. Видишь ли, о Босуэлле до сих пор ничего не известно. Мне нужно узнать, что с ним случилось, но только чтобы об этом не узнала моя свекровь. Она и так в полном смятении, и мы опасаемся за ее здоровье. Но она проверяет каждое письмо, отправляемое из нашего дома. Кажется, я все-таки немного вероломна…»
Сара надеялась, что леди Кларк никогда не узнает об этом букете лжи. Иначе отношения, которые они построили на взаимной терпимости, разлетятся в клочья.
«…Мне нужно связаться с лордом Маркусом Дрейком. Меня убедили, что он сможет помочь мне. Ты передашь ему прилагаемое мною письмо, Лиззи? Я буду вечно тебе благодарна за это».
Саре хотелось бы сказать больше. Ей хотелось поведать подруге обо всем, что случилось после того, как она впервые обнаружила Йена Фергусона за курятником. Хотелось поделиться с ней удивительными чувствами, бурей переживаний, рассказать о том смущении, которое стало ее постоянным компаньоном в последние два дня.
Господи, подумала она. Неужели всего два дня назад Йен Фергусон ворвался в ее жизнь, как ураган, и превратил лоскутки ее спокойного существования в настоящий хаос? Неужели всего несколько часов знакомства с ним действительно так губительно подействовали на нее?
Ей хотелось попросить у подруги – у любой из своих подруг – совета, как быть дальше.
Саре хотелось рассказать Лиззи, что ее пальцы все еще пульсируют после того, как до них дотронулась рука Йена. Как ей приходилось бороться с желанием улыбнуться просто так, без причины, когда она вспоминала их поцелуй. Как ей хотелось оказаться в объятиях его волшебных рук и получать силу от его смеха, чести, отваги…
А его глаза… О, его глаза, такие голубые, как будто он смотрел прямо в небо или купался в чистой воде, бурлящей около небольшого водопада. Как сама жизнь! Сара пыталась не замечать, как согревается ее тело при воспоминании об этой чистой, обрамленной ночью голубизне.
Но дело, конечно, не только в этом, не только в его внешности, запахе, улыбке. Острый, блестящий ум Йена Фергусона, кажется, пьянил Сару не меньше, чем его широкая грудь. Она была замужем несколько лет, и ей всегда казалось, что они с Босуэллом неплохо уживаются вместе. Но ни разу за все это время она не почувствовала в себе ту безумную энергию, которая вскипела в ее теле, когда Йен поцеловал ее. Она ни разу не ощутила, что ее груди так сильно напрягаются, а в животе появляется неясное тепло. Сара даже не могла спокойно сидеть, потому что ее телу понадобилось двигаться, свернуться калачиком, потянуться, как тянутся кошки на теплом подоконнике. Впервые в жизни Саре захотелось стать красивее, моложе, мягче. Она сожалела о мозолях на ладонях и о трещинках, появившихся на щеках от ветра.
Конечно, Сара не подаст виду, но больше всего ей хотелось проскользнуть в этот тайный тоннель, словно девчонке, убегающей из школы с уроков, прикоснуться к Йену, чтобы согреть руки, как она согревала бы их над огнем, успокоиться, глядя на его улыбку. Хотелось, чтобы он побольше рассказал ей, узнать о его планах, мечтах, насладиться ощущением близости с этим сильным человеком.
Впервые в жизни Сара поняла, что такое действительно хотеть мужчину, – и это желание теперь постоянно теплилось где-то в ее животе, там, где, говорят, живет голод. В ее сердце, которое не билось спокойно ни единой минуты с тех пор, как она с ним познакомилась. В теплой сердцевинке ее души, к которой до сих пор никто ни разу не прикоснулся – ни ее друзья, ни родители, ни муж. Она не позволяла им этого, слишком хорошо понимая, какую цену ей придется заплатить.
При этом Сара была в ужасе от того, что этот грубый шотландец разбудил в ней что-то – желание соединиться с кем-то, принадлежать, жить той жизнью, о какой она не смела и мечтать. Она была в ужасе от того, что он сделает ее уязвимой.
В ужасе от того, что Йен Фергусон уже это сделал.
«Дорогая Лиззи, – хотелось Саре написать. – Думаю, что я, возможно, совершила какую-то непростительную глупость. Кажется, я вкусила соблазна. И – о, Лиззи! – мне это очень понравилось».
– Я думала, ты собираешься в город, – внезапно раздался у нее за спиной голос Артемизии.
Сара так испугалась, что перевернула чернильницу на письмо. В последнее время она стала плохо относиться к сюрпризам.
– Да, собираюсь, – сказала она. – Поеду, как только допишу письмо подруге.
Арти плюхнулась на второй стул, стоящий за письменным столом.