Его плоть стала еще тверже, а руки задрожали. Что за дьявольщина! Он едва мог сдерживать себя. Йен не шевелил головой, так что его лицо почти упиралось в ямочку на ее шее, где он мог испробовать на вкус тепло ее кожи, ощутить ее женский запах. Он держал руки на месте, изнывая от желания сжать ими ее тонкую талию. Чувствуя, как неистово колотится сердце Сары под его ладонью, Йен понял, что она встревожена не меньше, чем он. А потом он понял, что его руки все-таки сжались на ее талии.
Фергусон понимал, что ему должно быть стыдно. Разве не пришел он к выводу, что овладеть Сарой будет бесчестно? Разве не планировал просто поцеловать ей руку и отправить ее домой?
Что ж, как любил говаривать его старый приятель Роберт Бернс: «Лучшие планы мышей и людей часто идут вкривь и вкось».
– Дьявол! – неожиданно приглушенным голосом выругался сержант. Должно быть, он уже спустился в люк. – Кажется, он только что взял его! Я все еще чувствую запах бренди!
Послышался топот сапог.
– Что же нам делать? – спросил кто-то из солдат.
Дверь хлопнула.
– Переждите бурю и езжайте домой.
«Переждите бурю»? Йен едва не застонал. Если он в ближайшие мгновения не пошевелится, то просто взорвется. Если он не завладеет мягким ртом Сары и ее налитой грудью, если не будет пить нектар ее губ до тех пор, пока они оба не окажутся утомленными, дрожащими и улыбающимися…
– Нам известно, что он держит его здесь, – говорил сержант. – Подождем, когда в следующий раз не будет луны. А теперь займитесь своими животными и устраивайтесь поудобнее. Мы не знаем, сколько времени тут проведем.
На этот раз зашевелилась Сара: она схватила Йена за плечо, словно держась за него, и он понял, что́ она чувствует. Его тело горело от желания, а солдаты устраивались на ночлег меньше чем в двадцати футах от него. Солдаты, которые были бы в восторге от возможности получить награду за его поимку. А думать о том, что они с радостью сделали бы с Сарой, Йену даже не хотелось.
Сара дрожала, ее дыхание стало быстрым и поверхностным. Да и его было не глубже. Йен должен был слышать каждый звук по ту сторону перегородки. Однако теплый шелк ее кожи отвлекал его.
«Поцелуй», – подумал Йен. Наверняка они смогут поцеловаться тихо. Они не будут двигаться – просто… поцелуются.
Но как только Фергусон прикоснулся к ее губам, он понял, что это будет не просто поцелуй. Его словно пронзило молнией. Дыхание остановилось в его груди, и он был готов поклясться, что мир вокруг затуманился. Сара напряглась, и Йен приготовился к тому, что их обнаружат, его вот-вот ударят. Но он не смог бы оторваться от нее, даже если бы один из солдат приставил к его голове пистолет.
Йен едва мог разглядеть Сару под одеялом, но он знал, что ее глаза открыты. Ее пальцы впились в него как тиски. Время остановилось, и он ждал ее ответа.
Йен не мог поверить этому! Губы Сары стали мягче, когда он к ним прикоснулся своими губами. Он почувствовал, как она выдохнула ему в рот, и это едва не погубило его. Очень осторожно он поднял руку и положил пальцы на нежный изгиб ее щеки. Йен погладил губами ее нижнюю губу и пососал ее, смакуя, словно это была сладкая и сочная слива. Стараясь сдерживать себя, он осторожно приоткрыл ее губы, погладил их языком, провел им по гладкой поверхности ее зубов.
Затем его язык нежно прижался к ним, умоляя ее пустить его. Сара медлила, словно считала, что если она уступит и сдастся под его натиском, то тем самым свяжет себя с Йеном и примет его остальную часть. И как только солдаты уйдут, он исполнит свое обещание. Тело Йена буквально вопило от желания получить разрядку. Его мозг так же громко кричал, моля о терпении. Об осторожности. Сдержанности.
И когда Йен уже был готов подумать, что его попытка потерпела неудачу, Сара сдалась. Ее губы приоткрылись, а ее язык приветствовал Йена. Он едва не закричал от восторга, триумфа, ликуя как завоеватель, одержавший победу. Но, Боже, до чего же Сара великолепна! Темная, теплая, с привкусом кофе и капельки корицы. Ароматный вкус, соблазнительная шелковистость кожи… Йен никак не мог насладиться ею. Он не был уверен, что вообще когда-либо сможет насладиться Сарой в полной мере.
Его сердце громыхало в груди, его плоть рвалась наружу, к ее обнаженному животу. Фергусону казалось, что его кожа пылает, к тому же она стала вдруг очень чувствительной к прикосновению одежды. Ему хотелось раздеться донага – кожа к коже, пышная грудь Сары – к его груди. К его сердцу, которое билось все сильнее. Почти так же быстро, как и ее сердце, которое под его рукой трепетало, как жаворонок.
Ему хотелось целовать ее глаза, уши, шею, хотелось провести языком по заманчивой линии ее ключицы. Йен прекрасно понимал: стоит ему оторвать от нее свои губы, как один из них тут же прекратит игру. Вздохи и беззвучные вскрики, которые слышали только они, окажутся выпущенными на волю и привлекут ненужное внимание.