— Если не против, — холодно сказала я, — мне нужно помыться.
Моя ладонь убивала меня. Мне нужно было обработать ее сильнее, чем помыться, но все по порядку.
— Конечно, — согласился он. — От тебя воняет единорогом и гнилой плотью.
Я нахмурилась и нырнула в воду вместе с тряпкой в грязи и крови.
— Не скромничай при мне, — дразнил Скуврель.
Я забыла, как он влиял на меня, когда мы были одного размера. Я забыла, каким красивым делал его морок, и как мое сердце колотилось, хотя мозг кричал: «Ты видела его настоящим, дура, и он — почти демон!».
Сердцу было все равно. Как и легким. Я пыталась нормально дышать, пока глаза отмечали блеск воды на мышцах, когда он выбрался из ручья и прошел в гнездо.
— Я выберу для тебя интересный наряд, ладно? — сказал он.
— Лучше бы что-нибудь приличное.
Иначе я попытаюсь напасть снова. Должен быть способ обойти эту сделку.
Полоска зеленого шелка вылетела из-за двери на берег, когда я закончила расплетать волосы.
— Я должна надеть это? — спросила я.
Ответом был лишь смех. Я недовольно фыркнула и нырнула под воду, старалась не открывать глаза и не думать о мертвых девушках. Что-то хлюпнуло под моими ногами. Что-то обвило мою ступню. Я бросила грязную ткань и подбежала к берегу ручья, высоко поднимая колени, отчаянно пытаясь не кричать и не касаться воды.
Они трогали меня. Мертвые девушки меня трогали!
Полоска шелка оказалась тонким халатом. Я надела его, и Скуврель вышел из гнезда в сухих штанах, высушивая волосы ладонью. Он побрился. Как он сделал это так быстро? Он прикусил губу, глядя на меня.
— Что? — я нахмурилась.
— Ты выглядишь смертно.
— В отличие от тебя, я все время так выгляжу.
— Да, и разве это не волшебный талант? — сказал он. Он посмотрел на мои ступни. Это должно было радовать меня, ведь я ожидала, что его хитрый взгляд будет на другом месте. Я опустила взгляд и увидела скопления колокольчиков, цветущие вокруг меня. Они были там до этого? — Займемся твоей ладонью, — он разложил зеленую ткань на мхе и сел рядом. Она была длинной, зеленой и не похожей на бинт. Там были медная иголка и нить. — Сначала швы.
Я не хотела, чтобы он зашивал руку, но от мысли об игле, проходящей сквозь плоть, меня мутило. Я не смогла бы сделать это сама.
— Жаль, ты не согласился ее исцелить, — печально сказала я, села рядом с ним, протянула руку и отвела взгляд. Я скривилась, когда он налил что-то на рану. Я и не заметила флягу при нем. Но это было логично. Алкоголь хорошо промывал раны.
— Ах, но тогда я не смог бы сделать это, — тихо сказал он, звуча радостно.
Игла впилась в мою кожу.
— Тебе так нравится шить?
— Тихо, ты отвлекаешь меня.
Я прикусила губу, а он работал, чистил и зашивал. Минуты тянулись в тишине, полной боли. Воздух между нами был будто перед ударом молнии. Я почти ощущала это на языке.
— Подержи ладонь, пока я готовлю бинт, — шепнул он, по моей коже пробежали мурашки.
Я сжимала раненую ладонь другой рукой. Он удивительно хорошо зашил рану. Его работа была аккуратной и чистой, хотя кожа под стежками пылала.
— Ты уже так делал? — спросила я.
— Ни разу, — его глаза блестели, улыбка была озорной, когда он стал обвивать мою ладонь зеленым бинтом. — Но все когда-нибудь случается в первый раз.
Меня очаровал озорной блеск его глаз, и я едва замечала, что он делал, пока я не опустила голову.
— Ты ужасно перевязываешь раны, — сказала я. — Ты запутал наши ладони в ткани. Ты так и хотел завязать бинт?
— Да, — сказал он так искренне, что я рассмеялась. Он замер, будто наслаждался мигом, а потом заговорил с вызовом в глазах. — А ты знаешь способ лучше?
Я ответила ему ехидно:
— Да.
Торжество мелькнуло на его лице и плохо скрываемая радость. Через миг выражение смягчилось, и я охнула. Скуврель никогда не был мягким. Что в моем ответе вызвало это? Качая головой, я высвободила здоровую руку и перевязала рану сама.
— Теперь, — сказала я, закончив, — должна быть одежда.
— Лежит на кровати, — он неловко кашлянул. — А потом ты вернешься в клетку и объяснишь игру.
Одеждой оказались узкие зеленые леггинсы, золотые сандалии, украшенные красными ягодами и серебряными листьями, легкая туника без рукавов из маленьких белых перьев и короткий золотой жилет, расшитый коричневыми переливающимися глазами. В ней я ощущала себя странно. Как мокрый орел. Я надеялась, что смогу постирать и высушить свою настоящую одежду до того, как этот наряд кто-то увидит.
— Чья это одежда? — спросила я.
— Моя, — сказал Скуврель. Это точно была ложь. Они сидели на мне как влитые. — Готова к клетке? — спросил Скуврель, поднимая ее, когда я вышла из шкафа, где одевалась. Он был румяным и тяжело дышал, и я растерянно нахмурилась. Он протянул мне небольшую миску орехов другой рукой и пожал плечами. — Тут есть только эта еда.
— Готов проиграть в игре? — ответила я, но не приняла орехи. В книге говорилось есть только с солью. Я не хотела попасться сильнее, чем уже была.
Это не навсегда, Элли. Это временно.
Ты чистая, рана перевязана, и ты узнала, что нарушить слово не выйдет. Это что-то, да? Радуйся небольшим победам.