Эдуард Вадимович, – пухлый капитан, всю дорогу в Барнаул то блевал, то спал на переднем сидении второй «Волги». То есть у него было не мужское здоровье, водку он держать не умел. В самолёте его определили сесть со мною рядом, он ограждал меня от прохода. Сзади последними поместились Юсуфов и Кузнецов со своими пистолетами. Кондратьев сел на другом ряду, зажав в угол Сергея Аксёнова. Вежливый со мной, он буквально каждую минуту шпынял, наезжал, запугивал и толкал Сергея. Я сказал Кузнецову: «Михаил Анатольевич, скажите своему сатрапу – капитану, пусть слезет с Сергея. Хули ему надо, ведь всё равно везёте нас в тюрьму? Чего он измывается над человеком, на котором наручники?» Из поведения Кондратьева стало понятно, что он – говно-человек по натуре и не трогает меня потому, что я высоко стою в глазах его босса. Только поэтому. Сонный от выпитой водки Кузнецов взял Кондратьева за штанину, дотянувшись через проход: «Отставить, Дима, не измывайся…»
Кондратьев молча отстегнул с себя наручник и соединил обе руки Аксёнова спереди. До этого он, выёбываясь, таскал за собою Сергея на наручнике, очевидно воображая себя копом из американских фильмов. Ну и дрянь же он, думал я, поглядывая через проход. И Кузнецов дрянь, только что долговязый, только что из семейства доктора или учёного, только что тёмные очки. Говорит: через 10-15 лет выйдешь, добряк, если выйдешь… Добрячок…
Эдуард Вадимович отказался от ростбифа, который, о чудо, о невероятность, оказался в обеденном меню рейса «Барнаул – Москва». Эдуард Вадимович сжевал какие-то печеньица и позволил мне съесть его ростбиф. Я съел свой, его и Кузнецова ростбифы (ну, ясно, они нажрались маралятины, и вообще советские сырого мыса не любят, козлы!), выпил свою и его банку джина с тоником (банки заказал Кузнецов, но перестарался), и закончил тем, что выпил джин спортсмена-следователя майора Юсуфова. Эдуард Вадимович сидел расхлябанный. Он явно ещё не отошёл от мяса и водки предыдущего вечера.
«Ну и что, Вы тоже думаете, мне дадут десять, а то и пятнадцать лет, как пророчит подполковник Кузнецов, а, Эдуард Вадимович?» – спросил я его.
Страдальчески откинув голову на спинку кресла, он поёрзал головой и потом трудно проговорил: «Именно столько и дадут, если Ваш Аксёнов сломается. Ваша единственная надежда – Аксёнов». Затем он ласково посмотрел на меня и сказал вдруг: «У меня есть все Ваши книги. Моя самая любимая – „Анатомия Героя“, кроме шуток – Вы мой самый любимый писатель… Сегодня я счастлив, сегодня самый счастливый день моей жизни!» – продолжал он. Его полная нездоровая физиономия отразила мечтательность.
«Почему?», – спросил я глупо, хотя следовало бы уже догадаться.
«Потому что сегодня я сдам Вас в тюрьму», – сказал он просто.
«Своего любимого писателя?»
«Угу, – подтвердил он, – своего любимого писателя…» И он закрыл глаза. В это мгновение, глядя на нездоровую похмельную физиономию нездорового молодого толстяка-капитана ФСБ, я поверил в существование обычного зла. Зло, подумал я, – можно исчислять в килограммах. Затем я встал, и сказал громко, на весь салон.
«Сергей Аксёнов, капитан сообщил мне, что ты – моя единственная надежда, что если ты сломаешься, то меня вынесут через лет пятнадцать с зоны ногами вперёд. Ты меня понял?»
«Я не сломаюсь, Эдуард», – сказал Сергей. И улыбнулся.
«Ну на хуя, Вениаминыч, – прошипел Кузнецов сзади, – митинг устраивать?»
«Давай, подполковник, угоним самолёт на Кубу?» – предложил я.
«Ну да я сам об этом думаю весь полёт», – пробормотал Кузнецов. Это были его последние слова. Он погрузился в дремоту.
Самый гнусный из личного состава королевской рати, впрочем, остался в Алтайском крае: мрачный, долговязый лейтенант по имени Олег. В горах на пасеке нас всех загнали в старую баню как Зою Космодемьянскую, он демонстративно стал избивать прикладом Димку Бахура. Я сказал: «Лейтенант, не бей его в голову, у него пол черепной кости отсутствует, убьёшь!» Мрачный, он внял всё же голосу рассудка и прекратил избиение. Позднее он вёз нас с гор в уазике под дулом карабина, патрон в стволе, перенаправляя карабин с головы на голову, при этом чтоб мы держали руки на затылке и глядели в пол. Когда его два часа кончились, мы облегчённо радовались, потому что другие конвоиры были нормальнее. Этот был зверь, Олег ёбаный. Уже на базе ФСБ на окраине Горно-Алтайска Олег предстал передо мной без камуфляжа и чёрной шапочки, – сидел в хорошем костюме за компьютером. Случилось, что Юсуфов посадил меня в одно помещение со зверем-лейтенантом, мне дали поесть, принесли холодные пельмени с хлебом на картонной тарелке. Лейтенант неодобрительно и нервно цокал мышью и стучал клавишами. Тупой, жестокий и недалёкий он вряд ли выдвинется далеко вверх. В королевской рати одной жестокости недостаточно. Необходимым качеством служит коварство.