В плену у повелителя. Путь не ангела

Когда уже совсем не оставалось надежды, что мне удастся вырваться из зала, случилось вот что: Дармструг решил разбавить пресную вечеринку и устроил конкурсы. Танцевальные. Многие зажиточные граждане плевались, но молодняк быстро сообразил, что сейчас будет весело. Вокруг танцпола образовался огромный круг из гостей.

И тут я смогла сбежать.

Радовало, что мало кто обратил на меня внимание.

Холл встретил темнотой. Возле лестницы никого не было. Я буквально взлетела на второй этаж и оказалась в огромном коридоре, уходившем в две стороны. И куда идти?

Решила довериться интуиции и двинулась налево. Почти в конце одна из дверей отворилась.

— Ты слишком шумная, — шепот скрытого в темноте прозвучал слишком близко.

— Ага, и долгая.

Мы вошли в кабинет — огромный, с высокими потолками. Стены заставлены шкафами с книжными полками. Возле окна стоял огромный стол.

— Где-то здесь он прячет сокровище, — вор двинулся к книжному шкафу и стал его обследовать. — Карты в столе.

Я тут же двинулась туда.

— Мог бы и сам все своровать.

— Нет, — он дотрагивался пальцем до каждой книжки. — Я не успел. Здесь ходила охрана по этажу. Сейчас они валяются где-то внизу в отключке от вина.

— Радует, — я отодвинула ящички, доставая хрупкие пергаменты. Окинула взглядом все бумажки, откладывая в сторону лишнее. Если здесь есть старые карты Алварина, то нам нет смысла идти в столицу.

Послышался скрежет. Я глянула на скрытого и увидела, как отодвигается часть книг. Вскоре там показалось отверстие. Он просунул руку и достал великолепное колье с синим камнем и письмо.

— Так вот что он хранит, — он осмотрел две находки.

Я пожала плечами, скатывая в рулон карты.

— Хм.

Любопытство и меня втянуло в свои сети, хоть и пора бежать.

Я подошла к вору, заглядывая в письмо, датированное тридцатью годами назад. Пробежалась глазами и остановилась не верящим взглядом на последних строчках. Это выглядело как напоминание о прошлом. Тягучее и болезненное.

Сердце забилось сильней и стало больно, словно его сжали тисками. Слезы навернулись на глаза. С еле скрываемой дрожью в руках взяла письмо. Вернулась на начало.

Слезинка капнула на бумагу, оставляя расплывчатый след возле единственного имени, которое я не вспоминала столько лет, не хотела будоражить память, не хотела еще больше душевной боли. Но вот оно здесь. В Стормсвилле.

Лукреция Фрострин.

Глава 19. Все тайное станет явным, а что не станет — вытянем наружу

Это она. Я не хотела вспоминать ее, когда была в аду. Мне казалось, что я позор. Ошибка.

— Уйди, — дрожащим голосом попросила вора.

— Охрана вернется… Ладно. Книга Витхельма, — он подхватил карты и исчез.

Подошла к окну, вглядываясь в строчки, освещенные луной.

Знакомые завитушки букв. Так писала только она. Каждая буква оканчивалась едва заметным хвостиком. Любовные письма о чувствах, каких-то нелепых встречах. Он их все хранил. Меня не волновало содержание, меня волновал человек, написавший их. Это как приветствие из прошлого, постучавшего в твою дверь, говоря о том, что в твоей темной жизни был светлый лучик, даривший счастье.

Как я могла о ней забыть, как могла обидеться? Ее улыбка, взгляд, полный любви, а я ее бросила.

Столько нежности в ее словах по отношению к мужчине, еще больше она дарила мне и сестре. Даже, когда узнала, что у меня маленький потенциал. Материнская любовь — сильнейшая на свете. А я не ценила. Ушла, как обидевшийся ребенок, когда у него отобрали любимую игрушку. Хотя возраст был такой, что хотелось показать, что я самостоятельная, сильная и справлюсь со всем миром. И как справилась? Не человек, не демон.

А вот, что было с ней? Что она чувствовала? Я не задумывалась. Мне казалось, что это не имеет значение, пока я жива. Но она-то не знала об этом. Сколько слез она пролила, сколько нервов потратила, пока меня нет. Страшно представить.

Хотелось увидеть ее, обнять, попросить прощение за всю причиненную боль. И неважно, что она лучшая целительница Алварина, а я полу-демон. Материнская любовь сильней, кем бы дети ни стали.

Их переписка обрывалась желтыми листами, датированными за три года до моего рождения. Одно белое с начинавшими выцветать краями написано в год моего побега. Оно оставило в душе щемящее чувство, будто сердце разрывало изнутри металлическими прутьями.

Здравствуй, Эдмунд.

Я знаю, что между нами было столько же боли, сколько и чудесных моментов. В данных обстоятельствах мне больше некого просить о помощи.

Моя дочь Эверлин Кронт сбежала из дома. По ее следу отправились лучшие люди, но все без толку. Будто сам Всевышний не желает, чтобы она нашлась.

Молю, отыщи мою малышку. Дай весточку о том, что с ней. Мое материнское сердце выдержит все. Даже самый неблагоприятный ответ.

Как бы твоя ненависть к Кронту ни пылала, но Эвери очень похожа на меня в молодости.

Юзефа стала лучшей и готовится к вступлению в братство. Такая же целеустремленная, как и ты.

Лукреция Кронт.

Мое сердце всегда будет биться ради нас.